— Ты меня почти убил, Иван… ты предал… я ведь оплакивала тебя, я до сегодняшнего дня тебя оплакивала…
— Я не должен был выжить, Рори, я заключил сделку со смертью. Жизнь за жизнь. Моя. За вашу…
— Я не понимаю…
— В тачке действительно была бомба. Меня заказали, но я выбил себе крохотный шанс. Короткий глюк в системе между нажатием на кнопку и самим взрывом. Удача, чудо или сама бездна сыграли на моей стороне, и я выжил.
— Почему ты не пришел ко мне сразу же?! Почему скрывался?!
— Война, Аврора. Партия разыграна, враги пируют, и единственный шанс перебить голову змее — стать невидимкой, чтобы утащить в пекло за собой всех, кто угрожал моей семье. Я шел на смерть. То, что вернулся — удача.
Смотрит на меня, вгрызается взглядом, пальцы не прекращают ласкать, а я не могу ничего испытывать к нему, кроме облегчения, кроме страшного счастья, потому что Иван жив…
Кровавый Ваня пьет на брудершафт с самой смертью. Неправильный мужчина. Грешный. Порочный, но… Меня сжигает изнутри дичайшая тяга, ей нереально противиться, я почти порабощена этим страшным человеком.
— Я виноват перед тобой. Аврора. Я признаю это. Пришел, чтобы поговорить, чтобы сказать все, а увидел и сорвался, напал, как зверь, голодный до тебя, до твоего тела. Люблю тебя. Больше жизни. Но. Прикажешь убраться с твоих глаз или сдохнуть, исполню. Все сделаю. Для тебя. Ради тебя.
И в глазах такая боль напополам с решимостью, и лицо в царапинах, засохших отметинах того, что он действительно вернулся со своей войны.
Наклоняется ко мне, пальцы скользят по щеке к волосам, и он цепляет мои локоны, вдыхает, делает затяжку, с шумом заглатывая воздух, прикрывает глаза.
— Брусника… ты пахнешь жизнью, Аврора, моей жизнью…
Не выдерживаю. Плачу навзрыд. А он сцеловывет слезы с моих щек и отстраняется, все еще продолжая меня держать в своих руках.
— Это жестоко, Иван.
— Прикажи уйти, прикажи сдохнуть. Все, что хочешь, исполню.
А я машу головой и улыбаюсь сквозь слезы.
— Я знала, Иван, я чувствовала, что ты живой. Разум твердил одно, но сердце отказывалось верить.
— Я люблю тебя, Рори… — шепотом мне в самые губы, и я улыбаюсь.
Смотрит мне в глаза и там на дне бесцветных льдин столько чувств, когда спрашивает:
— Позволишь мне увидеть сына, примешь меня?
И в его охрипшем голосе такая надежда, что у меня сердце простреливает болью.
Иван Кац. Кровавый Ваня. Впервые просит.
И в каждом слове решимость принять от меня отказ, хотя может заставить. Идет против собственной сути и смотрит так, словно испил океан боли до дна, а ведь так и есть…
Я чувствую его, ощущаю его страдание и понимаю, что этот храбрый мужчина прошел сквозь пекло в одиночку, отстаивая право на жизнь для своей семьи.