– Кэтрин, – окликнула она меня у дверей. – Почему тебе так важна судьба тех девочек?
– Они такие же, как и я. Они – люди. И я не хочу им такой же судьбы. И пусть я не смогу больше увидеть маму и папу, но мое сердце будет греть мысль о том, что их увидит кто-то из тех малышек, которые оказались в таком же ужасном положении. И в этом будет моя заслуга, – я печально улыбнулась и вышла из столовой, оставив графиню задумчиво смотреть мне вслед.
Покрутившись на первом этаже, рассматривая на больших картинах изображения предков Брана, я отметила про себя, что Эдин тогда была права, когда сказала, что я похожа на вервольфов с их серыми глазами, светлыми, пепельно-русыми волосами и отчеканенными чертами лица, поскольку смотрящие на меня с картин женщины были одного типа внешности со мной. Остановившись около одного портрета, на котором была изображена красивая молодая женщина в нежно-голубом платье, смеющаяся среди цветов, я невольно залюбовалась нею.
– Это Шэриза? – спросила я пробегающую мимо меня Люсиль с корзиной выстиранного белья.
– Да. За пол года до смерти. Она беременная уже была, – женщина остановилась около меня и с грустью посмотрела на портрет.
– Да, такую попробуй забудь, – провела я осторожно рукой по красиво очерченным губам на портрете.
– И не говорите. Я часто вижу его светлость здесь уже глубокой ночью стоящего напротив портрета с бокалом вина в руках. Стоит и смотрит не моргая. Часами может стоять так. Жуткое зрелище.
– А где она похоронена? – спросила я, отвернувшись от портрета.
– В родовом склепе. Он в километре от дома. От ворот повернуть направо и по дороге прямо. А там уже и увидеть можно небольшую церковь, а за ней будет склеп на кладбище.
– Мне можно туда сходить? Он меня не загрызет за это? – осторожно спросила я у Люсиль.
– Не спрашивайте меня о таком. Вы ведь сами видите, что от него можно ждать что угодно сейчас, – женщина печально пожала плечами.
– А где он сейчас?
– Да уехал куда-то. Не знаю куда только. Может на фабрику. Может к друзьям. Он днем дома редко бывает. Да и по ночам частенько где-то пропадает.
– Ну я пойду, пройдусь к церкви. Скажешь графине, что я ушла. Хорошо?
– Конечно, идите, – улыбнулась Люсиль.
Выйдя на улицу, я направилась к кованным воротам и уже спустя несколько минут шагала в том направлении, которое мне указала Люсиль. Яркое летнее солнце периодически пряталось за темными облаками, которые на пару с срывающимся прохладным ветерком предвещало надвигающуюся непогоду. Размеренный цокот моих каблуков по старой, мощеной дороге навевал какое-то умиротворение, и я, погруженная в свои далеко не радужные мысли, спустя какое-то время увидела купол церкви, видневшийся за кроной высоких деревьев. Как только я оказалась за невысокой оградой старого, железного забора, калитка которого мрачно скрипя словно предупреждала меня, что я захожу на территорию скорби, навстречу мне из церкви вышел седовласый старик в длинной, черной рясе, по краям украшенной серебристой вышивкой в виде лавровой ветви. Я испуганно уставилась на него, поскольку поняла, что совершенно не представляю себе, как обращаться к священнику–вервольфу на этих землях.