Инобытие: жизнь по ту сторону смерти (Бронфман) - страница 138

Таким образом, распространенное мнение о сугубо положительных последствиях околосмертного опыта, не учитывающее возможности негативных реакций, не всегда может быть адекватным в отношении конкретного человека.

Приводимый далее текст в полной мере подтверждает этот тезис. Несколько лет назад в интернете появилось пространное описание психологической трансформации, происшедшей с неким человеком, застреленным, испытавшим клиническую смерть и возвращенным к жизни. Он предпочел не называть себя, но по стилистике описаний можно с уверенностью говорить о его принадлежности к научному миру. Мне показалось, что это сообщение не похоже на плод литературной фантазии.

Выдержки из его рассказа, которые помещены ниже, приводятся лишь с небольшими сокращениями. Заранее прошу читателей извинить меня за предстоящую длинную цитату.

“Действительно, состояния умирания, — пишет автор, — расположенные за пределами последней вербально оформленной мысли, нельзя назвать страданием. Более того, в некотором смысле в них заключался элемент блаженства, так как наступала своеобразная легкость и возвращаться назад уже не хотелось. Мучения вовсе не длились до самого конца… и смерть не была их высшей точкой. Имеется целая область умирания, где нет страданий, а есть только легкость. Невозможно соотнести эту лег кость с облегчением, которое человек может ощущать в обыденной жизни, скажем, освободившись от тревоги о чем-то. В нормальной жизни человек и его сознание сохраняют свои размеры, тогда как легкость умирающего пропорциональна коллапсу его персональной вселенной. То же и со ело вами “не хотелось”. Я употребил их не совсем корректно, так как понятие желания не экстраполируется на эту область. Во всяком случае, ничего мучительного, никакой темноты бытия нас не ожидает. Категории блага и зла становятся неприменимы. Панический страх смерти, который испытывают люди, связан, таким образом, толь ко с неизвестностью. Более того, можно утверждать, что с нашей персональной кончиной ничего особенного не кончается. Тут самое тонкое место, и самое важное одновременно. Я отнюдь не имею в виду существование загробной жизни. Но в то же время, исчезновение всего для меня ни в один из моментов умирания не означало исчезновения мира в целом, а только мой уход из него, впрочем, совершенно окончательный. Я уступал место чему-то другому, не являющемуся мной ни в каком смысле.

Конечно, мой опыт далеко не уникален. Есть много людей, переживших нечто похожее. Но толковых свидетельств на удивление мало. Одни просто ни черта не поняли и не могут сколько нибудь вразумительно описать свои чувства, что и правда нелегко. Другие не желают говорить об этом. Полагаю, они чувствуют неловкость — от них ждут чего-то захватывающего и утешительного одновременно. По сравнению с ожиданиями слушателей, им нечего сказать. Третьи свихнулись. Доктор-психиатр, освидетельствовавший мое состояние, уверял, что я обладаю весьма стойкой психикой, тогда как большинство прошедших через подобное становятся неспособными к нормальным коммуникативным актам.