Существует определенная связь между видениями умирающего и видениями человека, за ним ухаживающего. Как утверждают некоторые представители медперсонала, иногда в момент смерти пациента над телом образуется облачко серебристой “энергии”. В некоторых случаях эта энергия отчетливо принимает форму эфирного тела умирающего, причем эта форма связана с реальным телом пациента.
Алан Лансберг и Чарльз Файе в своей работе “Четыре рода встреч со смертью” (2002) приводят некоторые примеры предсмертных озарений. Вот несколько из них.
Десятилетний мальчик, болевший раком, внезапно сел на постели, широко открыл глаза, улыбнулся впервые за несколько месяцев и вместе с последним вздохом воскликнул: “Как прекрасно, мама!”
Женщина лет семидесяти, болевшая пневмонией, была полуинвалидом и влачила жалкое, мучительное существование. Перед смертью ее лицо стало таким спокойным, будто она увидела что-то прекрасное. Оно озарилось улыбкой, которую нельзя описать словами. Черты ее лица стали почти красивым. Медсестра, наблюдавшая за больной, чувствовала, что женщина увидала нечто, “изменившее все ее существо”. Умиротворенность не оставляла ее до самой смерти, наступившей часом позже.
Женщина, умиравшая от рака кишечника, вдруг села в постели и, обращаясь к умершему мужу, сказала: “Гай, я иду”, улыбнулась и умерла.
В своей прошлой книге “За гранью земного бытия” я рассказал о том, что когда в больнице умирал мой отец, а я сидел около него, держа его за руку, за пару минут до смерти его лицо осветилось столь дивной, долгой улыбкой, которую я никогда у него не видел. Это было похоже на улыбку экстаза от увиденного. Прошло уже почти тридцать лет, но эту улыбку я не могу забыть.
Двадцатилетний юноша, слепой от рождения, вдруг перед самой смертью прозрел, оглядел комнату, улыбаясь, явно видя врачей, медсестер и в первый раз жизни — членов своей семьи.
Эта необычная тема нашла свое отражение в чудесном стихотворении американской поэтессы Эрики Джонг “Что, жизнь — неизлечимая болезнь?”:
“Что, жизнь — неизлечимая болезнь?
С криком рождается младенец, и мы смеемся.
С улыбкой умирает старик, и мы рыдаем, сопротивляясь переходу, который превращает жизнь в вечность.”
Блейк на смертном одре пел хвалу Господу.
Моя бабушка,
которую не назовешь поэтом, улыбалась,
и мы не видели у нее такой улыбки раньше.
Возможно, одеяние плоти -
это всего лишь знакомое платье,
которое становится слишком свободным,
когда человек питается смертью,
и, возможно, мы оставляем его и даем его нищим духом,
которые не ведают еще,
какое блаженство быть нагим?”