Улыбка Шапек медленно меркла по мере того, как Эльза изучала её нелепо застывшую фигуру. Петра отчётливо ощутила, как некрасиво топорщится сбоку юбка, как сборится, сползая, левый чулок, как растрёпаны волосы от поспешной ходьбы и какие некрасивые, сморщенные у неё руки, лишённые тонких артефакторных перчаток. Ей всегда было в них трудно работать — требовался больший контакт с материалами, но в высоких кругах это считалось неприличным.
— Держись от меня подальше, — сдержанно произнесла Эльза, как подобает настоящей аристократке. И Петра по сей день была ей благодарна, что говорила она в полголоса, а не так, чтобы об этом услышал весь замковый двор, и чтобы этот её позор потом пересказывали по ролям даже летучие мыши. — Неудачникам в моём окружении не место, — добила её артефакторная принцесса и под обидные смешки сопровождавших её сокурсниц царственно прошла мимо. С тех пор дружба у них не заладилась.
Отец Эльзы до того, как занял руководящий пост, от которого отказался дед Петры, был весьма удачливым артефактором, создавшим скандальный бытовой артефакт и назвал его иностранным словом «клозетте». Поговаривали, что для пущей таинственности. Артефакт, который отливали из первосортного чугуна, требовал себе мощный фундамент и постоянную подпитку магией. Но невзирая на все эти заметные неудобства, чуть не мгновенно принёс Батишеку приличное состояние и довольно громкую славу, которой сам Батишек старательно пытался избежать. Кому хочется быть королём ночных горшков? Вот и Батишек не очень хотел. Но, что называется, крону в кулаке не спрячешь, и слава вышла масштабной, и известность старшего Батишека впечатляла.
Эльза пользовалась этим в полной мере. Она, к слову, прибыла в Ратицу вовремя, и была зачислена на артефакторский факультет без всяких препятствий.
И сегодня тот факт, что Татович выбрал себе в возлюбленные именно Эльзу, был особенно болезненным и скверным. Петра отчаянно пыталась не злиться на это, потому что Эльзе так запросто давалось всё: и факультет, и подружки, и вон даже Татович и тот не устоял, а ей, Петре, сколь бы честной, правильной, усидчивой и упорной она ни была, ничего…
И хоть Петра и ясно видела, что дружбой с артефакторной принцессой пренебрегать стал бы только не слишком далёкий и не очень честолюбивый, а в Ратицком Журавле таких просто не было, но почему-то от этого знания менее горько не становилось.
Петра с досадой смотрела на длинные ресницы парня, тихо лежащего на кровати, силясь понять, какое ей вообще может быть до него дело? И тем более до ресниц Татовича…