Но при всей их бесшабашности и лёгкости, Петре с ними совершенно не о чем было поговорить. Потому что оценить их специфический юмор ей было не по силам, и в разговоре её не оставляло ощущение, что она чего-то не понимает или не знает, какую-то важную тайну, которую молчаливо подразумевают они все.
Проще говоря, рядом с курсом боевиков она всегда чувствовала себя полной дурой. К тому же парни открыто подшучивали над девушками, часто совсем не стесняясь в выражениях, и Петра старалась общаться с ними как можно реже.
Парень подчёркнуто молчал, двигаясь не спеша и немного вразвалку. Петре отчего-то казалось, что делает он это специально. И прекрасно осознаёт, как впечатляюще выглядят со стороны его тренированные плечи. Коэн казался ей очень большим и пугающе взрослым. Сумерки будто расступались, просто сбегая с его пути, и рядом с ним делалось светлее. И, кажется, даже теплее.
Коэн притормозил, поджидая Петру, и, пропустив её немного вперёд, глухо спросил:
— Ты правда что ли вещунья?
— Что ты… — Петра вскинула настороженный взгляд на боевика, сунувшего здоровенные кулаки в карманы куртки, и отшатнулась. Было в хмуром лице парня что-то тревожное, что заставляло сердце девушки испуганно биться и замирать, требуя отступить, а лучше вовсе сбежать. — Что за чушь? — тряхнула головой Петра, имея в виду и этот нелепый вопрос, и свои собственные мысли.
В темноте чего только не примерещится. Недоброе время.
— Ты говорила о мышах, — продолжал нести околесицу Коэн. — Или ты не помнишь, о чём вещаешь?
— Я правда похожа на человека, который будет всерьёз говорить о мышах? — хмурясь спросила Петра, понятия не имея, о чём он толкует, — О мышах я обычно визжу. Или ору, как все нормальные люди.
— Я тебя понял, — усмехнулся Коэн, вдруг расслабившись, и добавил с усмешкой, — Нормальная моя.
Коэн остановился, не дойдя до крыльца пару шагов, но оборачиваться не спешил, то ли задумался, то ли ждал чего-то. Петра замешкалась, понимая, вот он, удачный момент, когда можно нырнуть в учебную арку, а там и до полигона рукой подать. Но во-первых, у него останется её сумка, в которой лежат удачно утащенные из набора «для Татовича» бинты, которые были ей очень сейчас крайне необходимы, и сумку эту придется потом как-то вызволять, а во-вторых, что, если Коэн её искать станет?
А может, и не станет.
Строго говоря, наказ магистра-то он выполнил, довёл до самого женского крыла, а дальше она сама, так Олюшко сказала. А самой ей срочно нужно было на укреплённую, экранированную площадку.
— И которое твоё? — вдруг спросил парень. Петра вздрогнула и уставилась на коротко стриженный русый затылок. Коэн смотрел вверх, изучая ровно светящиеся окна крыла. — Вот бы пожить у вас, — произнёс вдруг мечтательно, а Петра онемела от возмущения. Во истину, сила и мужественность компенсирует боевикам полное отсутствие мозга! То, что он готов был пожить в каждой комнате помаленьку, она предполагала и так, но говорить об этом без обиняков, вслух и так открыто — это уж слишком! А Коэн с обезоруживающей искренностью добавил, — Уютно так… Не то, что в нашей казарме.