– Шагай в дом, госпожа, хозяин не велел, – отрезала экономка.
– Ага, бегу, волосы по ветру… – пробурчала я и взяла стойку в сторону главных ворот, – Говорю же, перечница старая, я моложе и быстрее!
Я уже дернулась в сторону и тут же с шипением схватилась за горло, передавленное воротником.
– Не меня, так точно, – спокойно произнес брат, удерживая меня за шкирку, – Пойдем-ка побеседуем.
– Деймос, отпусти!.. – я вырывалась, но он даже внимания не обращал, продолжая вести меня в дом, – Да чего вам от меня нужно?! Уже и погулять нельзя! Какого черта?..
Как же бесит! Беситбеситбесит. Я зарычала от досады, начиная вырываться еще сильнее, но кто я против брата? Он взвалил меня на плечо, не замечая сопротивления. Как же это жалко и обидно – быть слабой!
Боже, ну почему я такая несчастная…
– О, точно! – я аж задохнулась от пришедшей в голову мысли.
– Чего такое? – почти добродушно уточнил брат.
Я стукнула его по спине еще раз ради приличия и начала настраиваться. Что там говорил Рез про мое невозможное и невозможно долгое нытье? Отец ненавидит нытье! Я и старалась при нем никогда-никогда не ныть. А если я начну при нем со всем старанием себя жалеть, хая весь мир за то, что он такой несправедливый?..
Так, Тихея, бери себя в руки. Ты самая несчастная девочка пограничья, тебя никто не любит, никто не уважает, все над тобой и твоими усилиями только смеются…
О, Господи, а ведь я так стараюсь всегда. Так стараюсь… Но для всех это только повод позубоскалить! Да даже мои друзья не могут удержаться от смешком и шуток-минуток. Я делаю, что могу, а всем только смешно. Я цирковая обезьянка пограничья… Даже хуже, я грустный клоун пограничья! Обезьянки-то хоть сообразительностью берут…
Когда Деймос свалил меня в кресло в отцовском кабинете, глаза у меня уже были на мокром месте. А от того, как отец на это брезгливо скривился, плакать захотелось еще больше. Нос заложило, и я длинно всхлипнула.
– Готова говорить начистоту, Тихея? – обвалил на меня словами свои требования хозяин дома, моей жизни и моего самоуважения.
Я дергано закивала, и лицо скривило от подступающих рыданий. Хотя на мгновение мне захотелось не плакать, а вцепиться ногтями в его лицо. Все-то ему доложи! Но я утерпела и начала часто-часто моргать.
– Вот же гадость, – не удержался брат (между прочим родной!), – Ты мне хоть одежду своими соплями не замарала, позорница?
– За-замара-а-ала, – еще активнее закивала я, – Ты меня теперь за это побьешь?.. Побьешь, да? Ну конечно да-а-а! – завыла я, – Ты же меня ненавидишь! И сестра ненавидит! И отец ненавидит! Меня все ненавидя-а-а-ат!