Когда Энтони зашел в Гринхолл и отдал лакею трость и шляпу, вдруг раздавшийся с лестницы громкий зов его матери заставил его вздрогнуть и нахмуриться. Он совершенно не желал беседовать с ней.
— Энтони! Беда! Такая беда! — вскрикнула леди Крэнфорд, торопливо сходя в холл. Размахивая листом белой бумаги в руке, она почти побежала к сыну. Ее лицо было бледным, как лепестки ромашки, а тело содрогалось мелкой дрожью.
— Матушка, что с вами? Что случилось? — тут же ласково спросил Энтони: несмотря на нежелание общаться с ней, он не мог не уделить ей внимание, видя ее в таком плачевном состоянии.
— Китти… Китти! — с надрывом прошептала его мать. — Она… Боже, милостивый Боже, она… — Но графиня не сумела договорить: из ее глаз брызнули слезы, а губы задрожали. Закрыв рот ладонью, чтобы подавить крик отчаяния, она поспешно вручила письмо, которое судорожно сжимала, сыну, и направилась обратно к лестнице. — Мистер Браун! Велите собрать мои и мистера Крэнфорда вещи! Мы уезжаем! Немедленно! — высоким тонким голосом крикнула она по дороге.
— Энтони ошеломленно смотрел вслед своей матери, а затем расправил врученное ему письмо и быстро пробежал взглядом строчки. Его сердце тотчас сжала ледяная ладонь, а глаза повлажнели.
— Малышка Китти! Нет, нет, это просто ужасно! — с болью в сердце ахнул Энтони.
Энтони переписывался с братом, но получал от него письма не так часто, как ему хотелось бы: он был без ума от своих племянников, и, когда семейство Ричарда приезжало в Гринхолл, Энтони почти не выезжал из дома и целые дни проводил с детьми. Поэтому сейчас, прочитав короткое письмо брата, он понял истеричное поведение своей матери и ее желание немедленно пуститься в путь на север страны, где располагалось поместье его брата: Кэтрин, его младшая племянница, темноволосая девчушка шести лет нечаянно опрокинула на себя невысокий, но тяжелый шкаф и теперь лежала в постели с переломанным позвоночником. Осмотревший девочку опытный доктор из ближайшего города зафиксировал спину маленькой пациентки в специальный твердый корсет и строго запретил ей покидать постель. Хотя этот его запрет был ни к чему: бедная Кэтрин кричала и плакала от боли, отказывалась от еды и питья. Чтобы хоть ненадолго облегчить страдания девочки, доктор давал ей небольшие порции морфина, и только это помогало ей заснуть. Родители, особенно мать, не отходили от кровати бедного ребенка и без устали молили Бога помочь их маленькому ангелу. Все это случилось две недели назад, и Ричард тотчас же отослал матери письмо с просьбой прибыть в его поместье Деври, чтобы приглядеть за двумя старшими внуками и домом: убитые горем родители не могли покинуть постель дочери, так как их присутствие (и морфин) были единственным, что поддерживало Кэтрин в эти ужасные для всего семейства и особенно для нее, маленькой испуганной девочки, дни.