— Я никогда не думал, что из моей дочери вырастет избалованная, малолетняя дрянь, не заботящаяся ни о ком, кроме себя.
— Пап… — Мила сделала попытку оправдаться, но отец занес руку в жесте, призывающем девушку замолчать.
— Я долго терпел твои выходки, Мила. Я терпел, когда ты забила на учебу, терпел, когда забыла о дне рождения матери, наплевав на то, что в доме полно гостей, и заявилась полураздетая после клуба, терпел твои долги в институте и бесконечные жалобы. Но вчера ты перешла все границы, это, мать твою, шутки по-твоему? Я не для того всю жизнь горбатился, чтобы моя дочь гробила свою жизнь и позорила меня на весь город, — сиплый голос отца неожиданно сменился пронзительным криком.
— Руслан, — мать Милы попыталась успокоить мужа, но тот уже потерял контроль.
— Чего ты добиваешься, Мила? Сколько еще ты будешь трепать нервы матери, сколько еще, блядь, ты будешь порочить мою репутацию, шляясь разодетая, как малолетняя проститутка по клубам, участвовать в сомнительных мероприятиях и попадать отделении полиции, заставляя меня каждый раз краснеть?
Мила в шоке взирала на отца и только могла, что беззвучно открывать рот, словно рыба, оказавшаяся на суше. Отец никогда не позволял себе говорить с ней в таком тоне, он никогда не говорил ей таких злых и обидных вещей. Девушка сама не поняла, в какой момент на ее глазах выступили слезы и тонкими дорожками покатились по щекам. А отец продолжал сыпать оскорблениями и угрозами.
— Все, Мила, меня достало твое отношение, твой эгоизм и абсолютная безответственность, больше ты и шагу не сделаешь самостоятельно, — припечатал отец, а Милка только широко глаза распахнула и такое зло ее взяло, что не думая она произнесла опрометчиво.
— И что ты сделаешь, дома меня запрешь? А я сбегу, ясно тебе? — характером она пошла в отца, такая же упертая, стойкая, временами вспыльчивая. Именно потому, что она так была похожа на него, Руслан Багиров души не чаял в своей дочери, маленькой принцессе, как он ее называл.
Она и была его принцессой, милой, послушной девочкой, дочерью, о которой только можно было мечтать, пока однажды все не пошло кувырком. Он даже не понял в какой момент его прилежная дочь превратилась в эгоистичную оторву без тормозов.
Упустил. Он, конечно, ругал себя за чрезмерную мягкость, порой приходя к мысли, что никудышный из него вышел отец, а Милка только подливала масло в огонь, то и дело влезая в неприятности и передряги, из которых ему приходилось ее вытаскивать.
— Нет, Мила, — отец внезапно успокоился, заговорил тихо и размеренно. — Я выдам тебя замуж.