Евреи из Квинса, они насквозь пропитаны духом Восточного побережья. Родители выросли с деньгами, но оба моих дедушки и бабушки заставляли их работать с пятнадцати лет. Они добились своего, став профессором литературы и бухгалтером соответственно. Мама пополнила мою библиотеку классикой, а папа всегда учил меня важности финансов и цифр. Даже сейчас отец каждый квартал просматривал со мной бухгалтерские книги, чтобы убедиться, что бизнес, его налоги и отчеты заполнены правильно.
Когда я переехала в Шарлотт, мои родители попрощались с холодной погодой и последовали за мной. Теперь отец работал фрилансером, мать была на пенсии, но проводила время, работая волонтером в местной библиотеке, и мы ужинали почти каждую пятницу вечером.
― Хорошая грудинка, Баббала. ― Мой отец, Аарон, нарезает мясо и кладет его на белое блюдо, которое я поставила специально для него.
Это была моя неделя, и, хотя я смертельно устала, беседа и время, проведенное с моими родителями, никогда не могли превзойти этого.
― Спасибо, папа. Суп почти готов, осталось дождаться еще одного человека, и тогда мы будем готовы.
Я подхожу к шкафу, чтобы взять «Манишевиц», и намеренно избегаю маминого пристального взгляда.
― Еще одного? ― Ее тон слишком взволнован.
Если бы моя мать могла продать меня и иметь десять внуков к двадцати двум годам, она бы так и сделала.
― Да, еще один. ― Я спешу в столовую, подальше от ее любопытных вопросов и гордых взглядов.
Я еще не была уверена, хочу ли представить Пакстона родителям, но, когда я упомянула о шаббатнем ужине, он навострил уши. Он был настолько безумен, что хотел получить приглашение, и изводил меня до тех пор, пока я неохотно не согласилась, что он тоже может присоединиться к нам.
Хорошо, что у меня есть чувство юмора, и Пакстон совершенно не представлял, что его ждет.
― Кто этот молодой человек? ― Мама практически набрасывается на меня, когда я накрываю на стол.
Часть меня хочет похвастаться, но ребенок во мне желает утаить от мамы факты просто потому, что это забавно наблюдать, как она извивается.
― Ты собираешься встретиться с ним через двадцать минут, неужели ты не можешь просто подождать?
Она останавливается, сжимая в руках золотое ожерелье с еврейской звездой, которое она всегда носит.
― Деми Рейчел Розен. Я ждала этого момента целых тридцать лет. Ты не будешь держать меня в напряжении ни на минуту дольше.
Как я уже сказала, вёдра вины.
Я даю им единственную информацию, о которой, я знаю, они будут допрашивать Пакстон.
― Я скажу вот что... он не еврей.
Моя мать говорит: