— А больше Мамаев ничего не хочет? — рыкнул я и начал расхаживать на костылях взад-вперед по кухне.
— Он знает откуда-то о смерти Федора Александровича, — смотрит на меня укоризненным взглядом и поджимает губы.
— Я никому не говорил. Ладно, говорил. Но мой друг точно не мог разболтать кому-либо об этом.
Пожалуй, хватит валять дурака и отсиживаться у Левандовской. Пора действовать. Пока я тут занимаюсь херней, готовлю ужины и почесываю за ушком у котов, кто-то пытается отжать нашу кампанию.
И это не Люба. С ней то все гораздо проще, потому что вряд ли она пойдет на угрозы, а юридически у нее нет никаких оснований лишать меня наследства. Я перевожу взгляд на девушку и борюсь с желанием броситься к ней, обнять и успокоить. Она явно напугана и в растерянности.
— Они…они ничего тебе не сделали?
— Кроме того что мне на голову одели мешок, потом привезли в какой-то лес, тыкали в спину пистолетами, а еще облапали с ног до головы и запугали до чертиков — нет, ничего не сделали! — зло бросает она, резко поднимается со стула и идет в сторону ванной. — Но спасибо что поинтересовался моим самочувствием.
— Проклятье! — со всей силы отбрасываю в сторону костыль, а потом прыгаю вслед за Любой.
Дверь в ванную закрыта на защелку и мне не остается ничего другого, как усесться в кресло в гостиной и ждать когда Люба вернется. Ее нет около часа и я уже всерьез волнуюсь за нее.
Люба входит в комнату в одном халатике. Тонкий шелк облепил ее влажное тело так, что можно было разглядеть четко проступившие вставшие соски под тканью. Я сглотнул подступивший к горлу ком, но как бы не пытался, а оторвать взгляд от девушки не мог. Черт, нужно срочно позвонить кому-то из своих любовниц, а то совсем за эти несколько недель одичал. При одном виде на Любу в штанах тут же становится тесно и раньше я за собой не замечал такой особенности.
Она молча раскладывает диван, достает из шкафа постельное белье, а потом все так же игнорируя мое присутствие щелкает выключателем и комната погружается во тьму.
Какое-то время и сижу в кресле, думаю о том как круто изменилась моя жизнь, а еще что с удовольствием продал бы пакет акций этому Мамаеву, а сам переехал жить в Италию и открыл еще парочку ресторанов. Возможно, даже стал бы за плиту одного из них. Потом мои мысли вертятся вокруг Любы. Она-то вряд ли согласится продать завод, да и по завещанию не получится провернуть такую схему.
Я прислушиваюсь к тишине, улавливая громкое дыхание девушки и шорох одеяла. Нахожу возле себя костыли и приближаюсь к дивану. Стягиваю одежду, забираюсь к ней и притягиваю к себе.