Говард протянул руку и вытащил несколько распечатанных на черно-белом принтере, а оттого удручающего качества фотографий. Лок подошел к нему. На фото находились суцидники-ученики Штерна. Мужчины и женщины разных возрастов, мест жительства. Способ самоубийства тоже разный. Их объединяло только одно: у каждого было что-то, связанное с ангелами. Одна повешенная девушка двадцати семи лет нацепила на худенькие плечики детские ангельские крылья, а на голову — нимб. Парень написал на стене «Я — ангел и возвращаюсь к своим» прежде, чем прострелить себе голову. У другой жертвы ангел нашелся на одежде — пришитая вручную аппликация, изображавшая рафаэлевского ангела. Еще был ангел на сумке у трупа и татуировка в виде ангела. Вроде бы ничего такого, разрозненная информация, которую сложно сцепить в удобоваримую версию, но оба чувствовали, что близки. Это странное ощущение, когда у тебя нет никаких фактов, но ты понимаешь, что находишься в шаге от ответов на все свои вопросы. Вплоть до имени.
— А мертвых детей нет? — в очередной раз спросил Говард.
Лок покачал головой.
— Младенцев нет. Наши соседи к детским смертям относятся трепетно. Если бы было что-то подобное, они бы обязательно сообщили.
— То есть, наш Рафаэль действовал только в Треверберге.
— Похоже, что так.
— То есть, Штерн не учил людей убивать ангелов, а картина — это просто картина?
Лок затянулся и прикрыл глаза.
— Я думаю, дело было так. Какой-то особо впечатлительный ученик решил повторить эту картину. Не уверен даже, что он поставил профессора в известность. Посмотри, как точно он воспроизводит ее. — Лок достал фото с картиной (такую же дряную распечатку) и бросил его перед Говардом. — Та же поза, дети, похожие на этого ребенка. Те же элементы вокруг. Только эта картина темная, а наш рисует кровью.
Аналоговый телефон на столе Лока зазвонил. Тот выронил из рук бумаги, которые просматривал, подошел к аппарату, и взял трубку.
— Офицер Лок. Записываю, подождите, — Рэй свободной рукой вытащил из груды чистый лист бумаги, взял карандаш и с грозным видом наклонился к столешнице. — Готов. Мерт, Александр. Мун, Самуэль. Барт, Дэвид. Ага. Коннор, Влас… А, тогда вычеркиваю. Если он умер, зачем говоришь? Хорошо. Записал. Мирдол? Это что за зверь? Ладно. Спасибо.
Говард поднял на Рэя взгляд, полный надежды, что у них появился повод выйти из кабинета.
— Короче, они сузили отправленный нами список. В целом по художникам все как всегда. Кто-то умер от передоза, кто-то спился, кто-то покончил с собой — вот эти пятеро, например, которых мы только что обсуждали. Ребята, да благословят все известные и неизвестные боги их души, решили отфильтровать не только тех, кто конкретно жил или переехал в Треверберг, но и тех, чей след затерялся. Список получился внушительный, они пришлют его по факсу, но отдельно выделили вот этих. Мун, Мерт, Барт — Дэвид, я так понимаю, это младший брат Уильяма Барта-старшего — и Мирдол, Александр. Последний был воспитанником тревербергского детского дома. Потом уехал в Прагу, когда стукнуло восемнадцать, а еще через пару лет осел в Вене. В Треверберге у него осталась сестра, Эдола Мирдол. Он приезжал к ней в приют. Интересно то, что шесть лет назад Мирдол исчез. Просто перестал существовать. Чуйка им, да и мне тоже подсказала, что он просто сменил имя. Кстати, его сестра тоже исчезла. Годом позже.