Аксель наконец срывается с места. Он оказывается у окна через мгновение, прыгает на него, смотрит вниз, и замирает от ужаса. Он видит синее опухшее лицо с впалыми щеками. Женщина держится синими руками за кирпичи и смотрит ему в глаза.
— Ты предал меня, Аксель Грин. Искупи свою вину. Поймай убийцу.
Сара расслабляет пальцы и позволяет гравитации увлечь ее к земле. В темноте ночи Аксель не видит, как она достигает земли. Он вообще не уверен, что здесь есть земля.
Он делает шаг вперед, но останавливается, чувствуя, что кто-то тянет его за рукав.
* * *
Вздрогнув, детектив проснулся. Комнату заливал тусклый свет. Он не сразу понял, где находится. Деревянная кровать с тонким матрасом, какие-то странные украшения на стенах. Пахнет эфирными маслами. Спальня Энн. Но самой девушки здесь не было. Аксель медленно сел на постели и потер ладонями виски, отгоняя видение. Сара повесилась потому, что увидела сообщение в газете о возвращении Душителя. И теперь пришла к нему во сне, чтобы заставить действовать. Это просто дурацкий мираж, после которого остаются головная боль и горечь разочарования.
Детектив протянул руку, чтобы включить свет, и случайно сбил с тумбочки фото Энн в мягкой кожаной обложке. Обложка отлетела в сторону, и на ковер выпала открытка. Свет зажегся. Аксель поднял фотографию, открытку, намереваясь вернуть их на свое место, но замер, изумленный. Он держал в руках выцветшую от времени открытку со знакомой картиной, на которой был запечатлен рождественский вечер. Подарки, дети, Христос. Перевернув картонку, Аксель увидел знакомую до боли печать детского дома Треверберга. Такие открытки дарили каждый год всем сиротам. Каждый год свой рисунок. На печати стояла дата: 1989 год.
Рафаэль
Тот, кого в полиции прозвали Рафаэлем, наблюдал за потоками людей. Видел кафешки напротив, многочисленные столики, бокалы, в которых искрился свет ламп, видел, как посетители заходят в огромный бизнес-центр. Он и сам приходил туда. На первом этаже там находилась маленькая кофейня, в которой варили исключительного качества кофе. А дважды в месяц ему нужно было подниматься на один из верхних этажей, чтобы встретиться с психотерапевтом, к которому он ходил уже несколько лет.
Он следил за тем, как толпы людей поднимаются по священным ступенькам Центрального Дома Художника, чтобы прикоснуться к искусству. Именно здесь он увидел Ангела, которого так безнадежно испортил глупой ошибкой с крыльями и отвратительным фоном. Он идиот, раз не смог сразу правильно пришить крыло. И вдвойне идиот, что испоганил простейшую технику нанесения мазков. Рисовать облака нужно легкой рукой. А он был возбужден. Его слишком будоражил сам процесс. «Процесс — иллюзия, если ты не стремишься к концу, — сказала тогда сестра, сверкая глазами. Она пила кофе из большой кружки, пока он рассказывал, что наконец создал что-то совершенное. — Ты сделал картину, но она стала фальшивкой, потому что ты работал плохо. Ты должен повторять до тех пор, пока твоя картина не станет совершенством».