Аксель закрыл глаза. Зрители. Без зрителей любое творчество превращается в депрессию. Когда ты пишешь в стол, рисуешь в стол, ни с кем не делишься тем, что делаешь, ты начинаешь умирать как творческая единица. Рафаэлю нужны зрители. Но он не хочет излишнего внимания. Он выбирает семьи с одним ребенком, чтобы не увидел второй. Он выбирает их дома, чтобы не привлекать прохожих. В Треверберге нет традиции выкладывать фото с места преступления, подобные вещи держатся в тайне, но всегда происходит контролируемая утечка, чтобы прессе было, что мусолить. Но достаточно ли ему прозвища «Рафаэль»? А что, если у этих полотен есть определенный зритель?
Несколько машин остановилось у ворот. Лок и Логан выскочили из одной машины, команда криминалистов выгрузилась из другой. Одобрительно закивали, заметив, что детектив обмотал ботинки скотчем. А тот досадливо поморщился, мысленно отругав себя за то, что не убрал клейкую ленту после того, как вышел из дома.
— Сын Карлина? Серьезно? — тихо спросил Рэй, доставая из кармана смятую пачку сигарет.
Говард Логан, остановившийся рядом, выразительно молчал. Он смотрел на дом, на лежащего на скамье Марка и думал о своем. Аксель знал, о чем. Подобные интуиты лишены обычного человеческого сострадания. Как бы Говард ни относился к своему покровителю, в этот момент тот превратился для него не более, чем в свидетеля. Не более, чем в отца жертвы.
— Да, увы. Я видел сам. Опознать на расстоянии непросто, учитывая характер убийства. Но я узнал этого мальчишку.
— Чудовищно, — проговорил Лок, закуривая.
Аксель машинально протянул руку, получил свою сигарету, прикурил и мучительно затянулся. Да, этого не хватало. Он стянул резинку с волос, позволил им снова закрыть лицо, а потом рассеянно расчесал пятерней. Этот жест его всегда успокаивал.
— Это безумие или расчет? — тихо спросил он.
Рэй покачал головой.
— Он не безумец в прямом смысле этого слова. Больной на всю голову, но не безумец. Он что-то исправил, верно? Какие-то прошлые ошибки.
— Кровь красная, ее чем-то разбавили. Ее намного больше. Я приехал несколько минут назад — она была еще красной. Больше деталей, больше времени на работу. Пришиты оба крыла. Подозреваю, что на волосах не клей, а что-то другое. Иди взгляни сам. Ты у нас криминалист.
Лок показал недокуренную сигарету и улыбнулся. Полицейские растянули ленты заграждения, шикая на коллег. К Карлину не подошел никто. Марка знали и уважали почти все сотрудники Боннара. И каждый понимал, что лучше никаких слов в такой ситуации не произносить. Позже каждый обязательно скажет или сделает что-то такое, чтобы облегчить состояние коллеги. Но сейчас лучшая терапия — невмешательство.