– Спасибо! – съязвила я.
Пожалуй, это было еще обиднее, чем получить прозвище «колобок». А Барбара Збыславовна и Кош Невмертич снова заговорили между собой, не замечая меня.
– Здесь согласен, – кивнул ректор.
– Скорее, я бы заподозрила в использовании артефакта Анчуткина, – сказала Ягушевская.
– С чего вы… – начала я и резко замолчала.
А почему бы и нет? Почему бы и не Анчуткин? Он так странно вел себя….
– Что-то вспомнили? – голос ректора зазвучал вкрадчиво.
Я медленно кивнула:
– После того, как вы, Кош Невмертич, превратились в гепарда и сбежали…
– Даже в гепарда? – переспросила Ягушевская, но обращалась почему-то на ректора.
– Потом я увидела что-то странное, – припомнив иллюзию на дороге я нахмурилась, пытаясь воспроизвести в памяти все до последних деталей – это показалось мне важнее, чем ректор, скачущий в образе пятнистого кошака. – Там была дорога, и машина «под старинку», и ворон, который превратился в человека… Он был кудрявый, и очень похож на Анчуткина…
От меня не укрылось, как Ягушевская и Кош Невмертич переглянулись – незаметно, почти молниеносно. И эти игры в переглядки бесили всё сильнее.
– Думаете, это Борька чудит? – спросила я, но ответа не получила. Чародеи молчали, как статуи. – Да расскажите мне!
– Это не касается вас, Краснова, – сказал Кош Невмертич. – Пока вы свободны. Возвращайтесь на занятия.
Пока? А потом могу не быть свободной?
– У него артефакт – петерсит! – сделала я ещё одну попытку узнать правду. – Это же редкий камень…
– Петерсит – это не страшно, можете мне поверить, – остановила меня Барбара Збыславовна. – Можете идти, Василиса. И никому не слова. Ясно? Тем более – Боре Анчуткину.
– А если не стану молчать? – дерзко ответила я, готовая снова устроить пожар, чтобы только они приняли меня во внимание, чтобы не относились ко мне, как к желторотому птенчику.
– Тогда птенчику придется законопатить клювик, – ответил ректор и кивнул на дверь. – Как в прошлом году, помните? По-моему, вам не понравилось.
В прошлом году он на мне не только удары в мозжечок практиковал, а еще и заколдовывал, чтобы я молчала. Конечно, наказание я заслужила, потому что показала себя вовсе не сахарком, но легче от этого не становилось. Я одним движением сгребла со стола все свои вещи – в одну кучу полетели яблоки, тетради и столовые принадлежности, а последним я запихала кокошник, и даже не стала ничего отвечать на очередную колкость. Не хотят рассказать сами, всё сама узнаю. И ничья помощь не потребуется.