Семь утра. Света пришла померить температуру и вколола обезболивающее. Ну что ж, будет хоть чуть легче. Девушка грустно посмотрела на него, прощаясь. Маленькая дурочка, лет двадцати. В другой ситуации он бы уже нагнул ее к кровати и насладился юным упругим телом. Но нет. Это осталось где-то в другой жизни. А что у него есть теперь?
– Константин Францевич, машина скоро подъедет. Переоденьтесь, пожалуйста.
Злобная сорокалетняя тетка с животом и вечным запахом пота, сменщица Светы, бросила на кровать Костину одежду: джинсы и футболку, в которых его привезли. Костя скинул больничную пижаму, видимо, прикупленную и переданную Элен по случаю, и натянул свои родные вещи. «Не стирано» – подумал он, заметив несколько капель крови на темно-зеленой футболке и почувствовав затхлый запах валявшегося где-то несвежего белья. Но ничего другого не было.
В сопровождении все той же медсестры он вышел на улицу. Сентябрь догорал огненными осенними красками. Наверное, так бы написал прапрадед. А вот Косте было плевать на природу. Машинка-каблучок с московскими номерами и красным крестом уже ждала его. Водитель поздоровался и попытался приветливо улыбнуться, но Костя заметил, как губы молодого парня сжались при виде искореженного лица. Он сел сзади, чтобы не смущать пацана и избежать ненужных разговоров. Прикрыл глаза и хотел погрузиться в сон, но мысли не оставляли. «Интересно, почему Элен не подъехала? Вроде бы вчера, когда звонила, собиралась встретить». Это мать организовала перевод в хорошую, как она выразилась, психиатрическую лечебницу, из которой он сможет быстро и тихо выйти. И машину, чтобы Костю везли отдельно, тоже она вызвала. Неужели и вправду нужно быть ей благодарным? Как говорят врачи, Элен спасла ему жизнь. Хорошо, что он успел убрать бумаги в сейф и мать ничего не заметила. Бумаги…
Рука потянулась к джинсам. Костя ощупал карман – да, листы были на месте. Ну хоть не обчистили, видимо, не до этого было. Аккуратно вытащив старые желтые страницы, он начал читать.
– Мне нужно кое-что рассказать тебе.
Михаил Александрович нежно посмотрел на Оленьку.
– Все что хочешь, – он чуть запнулся, – любимая.
Оленька с такой теплотой взглянула на него в ответ, но в глазах вдруг появились слезы.
– Миша, тогда… – Она поднесла палец к губам, будто пытаясь остановить слова, которые рвались наружу: – Пятнадцать лет назад. Это было так страшно.
– Я понимаю тебя, – быстро заговорил Михаил Александрович, – тебе столько пришлось пережить, а меня не было рядом. Пожалуйста, прости.
– Нет, – покачала головой Оленька, а в глазах, и Михаил Александрович это уловил, мелькнул страх, – ты не знаешь, что было там. Он… Он был в ярости, поняв, что мы сделали с тобой, – заговорила она очень быстро. – И он обещал, что подаст на развод из-за моей измены. Что мне никогда больше не выйти замуж, что мне никогда не стать матерью законных детей. Я так испугалась.