— Принесите чай, пожалуйста. Один с лимоном и мятой, — тихо попросил Мороз.
Снова щелчок. Тетя Авдотья ушла.
— Открывайте глаза, вы не спите.
Скрип ножек стула по полу и ощущение тяжелого взгляда не оставили шанса притворятся дальше.
Вместо размытого пятна я даже смогла разглядеть ректора. Правда без деталей… в моих глазах он без лица, но все же лучше, чем было.
— Я предполагал, что вы попытаетесь избежать свидания. Как себя чувствуете?
— Как овощ.
— Спелый и вкусный или незрелый?
— Не смешно, Мороз Морозович.
Он со мной не согласился и тихо засмеялся.
— Разве можно смеяться над ранеными? — попыталась воззвать к его совести.
— Не смешно, Варвара, стремиться на тот свет. Ну, скажите, зачем вы ходили к оленям после захода солнца? До утра подождать было нельзя?
Без упреков произнес, спокойно, рассудительно, только чувствую себя нашкодившим ребенком.
— Это был вопрос чрезвычайной важности, — пробормотала под нос.
— Получили ответ?
Олени ведь не рассказали ему? Они же не могли так со мной поступить. Ребята не самые благородные, но доносить Морозу…
— Не тот, на который рассчитывала, — осторожность в словах не услышал бы только глухой.
Казалось, ректор не придал значения.
Почему я опять беспомощна перед ним? Сначала проклятье, теперь... а что это вообще было? И долго будет продолжаться? Пока меня не убьют?
— Мороз Морозович, — голос предательски дрогнул, — кто на меня напал?
— Я выясняю, — спокойствие, с которым он говорил, должно было успокоить.
А я не успокоилась! Сколько ж можно издеваться надо мной?
— Знаете, та женщина, что напала на меня, сказала: "И что он в тебе нашел?", — унять дрожь в голосе не получилось. — Это ведь из-за вас, да?
Скатилась до шепота, боясь собственных слов.
Как невовремя я во всех деталях снова увидела его лицо... Бесстрастное, только глаза выдают напряжение и много-много разных эмоций.
Чувства давно стянулись в тугой узел, кажется еще немного и он не выдержит.
— Не исключаю такого варианта.
И он спокойно об этом говорит? Да если бы меня не считали его любовницей, никто и не подумал меня проклинать и убивать!
Я не просила к себе повышенного внимания, не бегала перед ним с плакатом "я вся ваша". Так почему все шишки мне?
И ведь высказать ничего не могу, в его власти отчислить меня без объяснений.
Что мне остается? Ждать, когда добьют?
Обида захлестнула с головой.
Получается я не виновата, но страдаю. Это несправедливо.
Не заметила, как слезы заскользили по щекам.
Отвернулась под взглядом проницательных голубых глаз. Последнее, что я хочу — показывать свою слабость. А он, как порядочный ректор, мог бы уйти и дать мне прийти в себя.