Потом начинает плакать, ругать меня, жаловаться…
— Допрыгалась?! Нагулялась?? А как убилась, так к матери бегом?! А я что теперь сделаю, а?! Бестолочь…
Молчу, не отвечая ей.
Звонит кому-то. Просит консультаций.
«Сколько? Сколько это будет стоить? Во сколько это обойдется».
Уберите ее, пожалуйста, уберите!
Мне снова ставят капельницу и становится пофиг…
Кажется, уходит.
К ночи меня переводят в палату. Там еще женщина с девочкой. Женщина несколько раз подходит ко мне, дает попить из трубочки. Спрашивает имя.
— Дина…
— Как же ты так?
Молча закрываю глаза.
— Там к Царевой очень просятся. Девочки со школы. Пропустить?
— Здесь не дом свиданий, не надо пациентов беспокоить! — строгий незнакомый голос. — Сможет спускаться, тогда уж.
— Да не сможет она спускаться… — ворчит негромко санитарка.
В груди все замирает от очередной волны паники.
Зажмуриваюсь.
Как это — не смогу?!
Рафаэль
Аппетита нет. Задумчиво вожу вилкой по тарелке. Скоро прилетают родители с Даном. А я не могу ни с кем общаться, пока не раз рулю ситуацию с Диной. Я завис. Мне дальше не живется. И поэтому, я не в школе. Забил под предлогом ангины.
Я — скотина. В ее глазах. И мне надо не принять сей факт в этот раз. В этот раз мне придется его исправить.
У меня в голове с десяток способов сделать это. Но от каждого противно. Потому что эмоции обратно уже не отмотать. И они теперь навсегда между нами. А между нами и так дохрена всякого дерьма.
К тому же, как не старайся, но все это отчасти фальшь. Потому что делать это все мне не хочется. Хочется нихрена с этим не делать, но чтобы Динка меня почувствовала и приняла без всякого напряга. Но почувствует она не меня, а эту фальшь с моими попытками исправить то, что я не делал. Или делал, но не то, конечно. Да, трындец!
Фак…
Изначально я все сделал неправильно. Ненавижу лажать! И перфекционист во мне бесится, убеждая, что лучше никак, чем коряво.
Но пошел он нахрен! Никак — невозможно. И придется муторно, долго и не слишком эффективно теперь разматывать этот клубок. Впереди лестница с тысячью ступенек. Поднимаю глаза к «небу». А можно мне лифт? Пожалуйста…
— Рафи.
Взмахиваю рукой, прося не разговаривать со мной.
— Ну, извини меня, если я была резка.
— Нет. Ты все правильно сказала. Спасибо.
Выпиваю таблетки.
— Поешь.
— Не хочется.
— Брусничный кисель, — ставит передо мной кружку. — Твой любимый.
Морщась от режущей боли в горле, делаю несколько глотков, чтобы не обижать Серафиму.
Зависаю на открытой двери на террасу. Сегодня тепло. Динкины окна мертвы. Вздрагиваю от нетерпеливых воплей клаксона. И громкого свиста.