А если не захочет, я попробую еще раз поговорить с ней… И еще раз…
— Привет.
Разворачиваюсь.
Ася.
— Привет.
— Было очень красиво.
Вежливо улыбаясь, опускаю взгляд.
Я знаю, что красиво. Но достаточно ли красиво, чтобы тронуть Дину?
— А ты к ней?
— Да. Попробую…
— Спасибо.
Повода не пускать девочек у нее нет. А это лучше, чем если совсем никто не приходит.
— Не грусти, — улыбается Ася. — Все будет хорошо. Пойдем со мной?
— Не могу.
— Не пускает?
Пожимаю плечами.
— Передать что-то?
— Нет. Я… — взмахиваю скрипкой.
— Все сказал?
— Да.
— А мы ей телефон в подарок купили. От нас всех, — показывает пакетик Ася. — И наушники крутые. Фильмов, музыки накачали… Фоток.
— Черт! — закрываю глаза.
Я затупил. У Дины нет телефона. А я запарился и упустил это. Хорошо хоть девочки на подхвате.
— Там есть твой номер. Она напишет.
— Вряд ли.
— Напишет-напишет… — прищуривается Ася. — Ты поспал бы…
Сводит жалостливо брови.
— Сегодня посплю, — обещаю я.
Уезжаю.
А дома сегодня все. Отец, мама, Дан. Родителей не видел полгода, наверное…
— Раф, мать твою так, Раф!.. — оглядывает убитую тачку брат. — Как так?!
Господи… Мне б твои беды, брат. Равнодушно смотрю, как он стенает и психует, оглядывая тачку. И мне кажется в это мгновение, что младший из нас — он.
— Рад тебя видеть, брат, — присаживаюсь на капот.
— Иди нахрен, — обиженно отворачивается он, ведя пальцами по коцкам сбоку.
Достаю его ключи и права. Оставляю на водительском кресле.
Энергии общаться — ноль.
Дома молча здороваюсь за руку с отцом. Присаживаюсь к удивленно рассматривающей меня маме на диван. Ложусь головой к ней на колени. И отключаюсь.
Сквозь сон ощущаю, как она гладит меня по голове.
— Что с моим мальчиком?! — растерянным шепотом спрашивает она.
— Влюбился… — вздыхает горько Серафима.
Глава 51. Изношенная броня
Дина
Мне кажется, иногда я слышу голос Рафаэля. Сердце мое сжимается и не желает стучать ровно в такие моменты. Дыхание замирает. Я запрещаю себе о нем думать. Вообще стараюсь не думать ни о чем, сосредотачиваясь только на своем теле. Словно моя концентрация поможет ему регенерировать. В меня вливают тонны лекарств.
Татьяна Никифоровна уклончиво говорит — спортивный фонд оплачивает лечение. Неправда…
Перевожу взгляд на букет.
— Очень красивый мальчик, между прочим, — многозначительно уточняет Надежда Макаровна, моя сиделка. — Вежливый… Глаза грустные!
Я не спрашиваю же! Зачем она говорит?! Что я без нее не знаю, что у него глаза грустные или что он очень красивый мальчик?!
Но только вот я теперь — не очень. Отворачиваю лицо к стене.
Мне еще хуже от того, что он здесь, где-то рядом. Что делает для меня что-то. Что тактично запрещает всем говорить о своем участии.