— Лежачих не бьют, — заявляет Таддеус.
— Ладно. Не буду, — сдаюсь я.
Вновь между нами расползается тишина, но Таддеус первый нарушает её.
— Хорошо, спрашивай.
Уставившись на ковёр, я не знаю, что сказать. Может быть, начать с самого простого?
— Как вы узнали, что я попала в аварию?
— Услышал, — тихо отвечает мужчина.
Такого ответа я не ожидала.
— Услышали? У вас… сверхчеловеческий слух?
Он хмурится.
— Можно и так сказать, — Таддеус пристально смотрит на меня, как бы оценивая мою реакцию.
Любопытство распирает меня, но я стараюсь явно этого не показывать.
— А как я попала сюда?
— Я принёс тебя на руках.
— А как же..? — указываю сначала на свою голову, потом на его.
— Это уже гораздо сложнее, — отводит он взгляд.
Ну, конечно. И чего я ожидала?
Неуверенно протянув руку, я беру его за руку, ту самую, с большим шрамом.
— Ты получил этот шрам от исцеления кого-то?
С минуту он молчит.
— Да.
Я легонько провожу пальцем по изуродованной коже.
— А остальные? Точно так же?
— Все до единого.
— Это… это причиняет тебе боль.
На этот раз это не вопрос, но он все равно тихо отвечает:
— Да.
— Тогда зачем ты это делаешь?
Нахмурившись, Таддеус вырывает руку из моей руки.
— На этом закончили с вопросами.
— Извини. Я тебя расстроила.
Мужчина проводит рукой по щетине и глубоко вдыхает.
— Дело не в тебе. У меня просто нет понятного ответа.
Нежность и жалость одолевают меня. Мне хочется обнять его, прикоснутся к шрамам на его лице. Сказать, что он красив… Но страх, что Таддеус оттолкнёт меня, отрезвляет.
— Ты голоден?
Лёгкая улыбка расцветает на лице Таддеуса.
— Да.
— Хорошо. Тогда я приготовлю нам немного супа, — встаю я.
— Приготовишь или разогреешь? — его улыбка становится шире.
— О, теперь ты смеёшься над моей стряпней?
— То, что ты делаешь, это не готовка.
— Смотрите, как заговорил. Не нравится, нанял бы повара, — фыркаю я и, перешагнув через него, иду на кухню.
Тихий смех Таддеуса доносится до меня, и он звучит гораздо красивее, чем самая прекрасная на свете мелодия.
В кладовке я беру банку куриного супа с лапшой и разогреваю в кастрюльке. Наливаю его в две тарелки и, поставив их на поднос, приношу в гостиную.
Таддеус хмыкнув, пытается сесть.
— Тише, тише, я помогу, — опускаюсь перед ним на колени.
— Я чувствую себя лучше, — настаивает он, и, приподнявшись, прислоняется к спинке дивана.
— Тебе нужно позаботиться о себе. Я думаю…
— Со мной все будет хорошо, — перебивает меня мужчина. — Ешь.
Я подаю ему его тарелку и принимаюсь за еду, но аппетита совсем нет. Я украдкой поглядываю на Таддеуса, и вопросы вереницей проносятся в голове. Интересно, скольких людей он исцелил за эти годы. Помнит ли, как приобретал каждый шрам? Как долго этим занимается? Неужели это всё, чем мужчина занимается – спит днём, а по ночам исцеляет людей?