— Шульгин, я сейчас, сука, тут все готов разнести, мы едем с другого конца земного шарика к своей девочке, сука, член стоит колом три дня, а она не пойми от кого беременна. Это, блядь, как понимать?
— Иди смочи головку водой, не рассказывай мне о своем стояке.
Улыбаюсь, прислонившись к двери, слушая этот диалог. Громов неподражаем в своем нетерпении и откровенности на уровне пошлости, за это и люблю его, паразита. Артём рассудителен, но опасен до мурашек, до возбуждения в предвкушении невероятного.
— Гена-то откуда взялся и эта бутылка? Мы не успели приехать, и только одни вопросы, на которые она не отвечает.
— Это называется женская обида, так бывает, привыкай. Что бы ты ни сделал, всегда будешь виноват.
— Это с хера ли?
— Женщины.
— Ты откуда знаешь?
— Сериал один смотрел.
Сняла платье и кружевное белье, кинула вещи на кресло, уже по привычке надела мужскую широкую футболку и простые хлопчатобумажные трусики. Собрав волосы, выглянула в коридор, со стороны кухни был слышен голос Артёма, на цыпочках прошла до ванной.
Включив воду, долго умывалась, постоянно ожидая вторжения, но его не случилось.
Так, главное — не волноваться и не давать слабину, я не собираюсь позволять этим мужикам многое. Тоже мне, альфа-мать их самцы, явились и качают права. Они снова решили поиграть и свалить? Я бы, может, конечно, не против, показав свою бестолковость, думая местом между ног, но те времена уже прошли.
Не переживай, малыш, все будет хорошо, мамулька справится со всеми драконами сама, главное — правильно выбрать команды.
Открыла дверь, испуганно попятилась назад, потому что прямо за ней стоял Громов.
— Ты напугал меня.
Молчит, смотрит и сопит, а у меня пальцы покалывает от того, как я хочу провести ими по его лицу, сильно отросшей щетине и татуировке Зевса, что мечет молнии с небес, на его груди. Рубашка расстегнута, кожа загорелая, скотина такая, в Испании наверняка на солнышке грелся.
— Снова будут глупые вопросы? Я устал от них и от вас.
— Они неглупые.
— Глупые, потому что ты не можешь подумать, а сразу делаешь выводы.
— Я делал выводы по твоим словам.
Вздыхаю.
Господи, малыш, у тебя очень трудный папашка, не знаю, как с ним общаться дальше, сил никаких не осталось.
— Отойди, я иду спать.
— Я тоже.
— Ты тоже идешь спать куда угодно, но не со мной. И диван не занимать, скоро вернется Семён.
— Какой, на хер, Семён? Крис я ни хуя не понимаю, ты специально это все?
— Надо больно.
Взгляд зеленых глаз скользит по лицу, шее, животу, задерживается на нем. Грудь мужчины вздымается, кулаки сжаты. Что это — ревность или задетое самолюбие? Не хочу гадать, потому что сейчас он думает только о себе, как ему якобы тяжело и как он бедолага ничего не понимает.