Борцов даже бровью не ведёт. Вот же блин. Наверное, цены не запомнил.
— Мне кофе и Цезарь.
Официант удаляется, вновь оставив нас с Лёшенькой одних.
Почему-то даже мысленно у меня не получается назвать его просто Лёшей. Это имя слишком интимно звучит в моей голове. А я, напоминаю, что никакого интима с ним я не желаю!
— У тебя хороший аппетит, Снежинка, — подмигивает он мне.
— Просто бешеный…
Снова Борцов меня Снежинкой называет, а я невольно тянусь к подвеске на шее, касаюсь пальцами прохладного металла и тяжело сглатываю.
Снежинкой я была только для папы. А этот пусть меня Снежаной зовёт.
— И попрошу Снежинкой меня больше не называть.
— Хорошо, Снежа.
Вот же упёртый бес. Ещё и лыбится!
— А ты, получается, столичный перец? — спрашиваю Борцова в свою очередь.
Он вальяжно откидывается на спинку диванчика и важно кивает.
Выпендрёжник!
— Можно и так сказать.
— У нас тебе будет скучно. Здесь нет и части развлечений, которые можно найти в Москве.
— А ты была в Москве?
— Не-а, но представление имею.
— Хотела бы побывать?
— Что, хочешь в Москву меня свозить? — выгибаю бровь и задумчиво оглядываю мужчину.
Всё же он красивый. Даже неприлично красивый. На мой скромный женский взгляд, мужчинам такую красоту даровать нельзя. Они и без того напыщенные индюки, а когда есть красота и деньги, то вдвойне.
— Просто спрашиваю.
— Ну, мне всегда казалось, что жизнь в столице — это не моё. Там наверняка слишком много суеты и движа. А мне нравится покой, безмятежность. Съездила бы туда разок и хватит. Но жить бы точно не осталась.
Борцов утвердительно кивает.
— Да. Москва не всем подходит.
Примерно минут через десять официант приносит первые блюда нашего заказа. Ну, точнее, у Борцова блюдо всего одно, а вот мне приносят первое. Ещё не самое дорогое.
Буду самой последней лгуньей, если не признаюсь хотя бы вам, что всё очень и очень вкусно. В общаге я привыкла к просто еде, никаких изысков, а тут креветки, крабы, необычное сочетание фруктов и овощей. Просто праздник живота.
Я настолько увлекаюсь едой, что в какой-то момент перестаю обращать внимание на Борцова и вообще про него забываю. Вспоминаю лишь когда случайно напарываюсь на его горячий взгляд, которым он смотрит на мои губы, которые я как раз облизываю пребывая в гастрономическом экстазе.
— Так-так, напоминаю, — грациозно кладу на баллончик ладонь, насупив при этом брови. — Даже чтобы мыслей никаких не было, Борцов.
Козлёшенька сначала смотрит недоумённо, тряхнув головой, а затем медленно растягивает губы в обаятельной улыбке.
Улыбка у него тоже красивая. Как у дьявола. Уверена, если дьявол существует, то именно так он и улыбается.