— Думаешь, мне сейчас не пофиг? — насупилась она обиженно, но смирно сидела на стуле, внимательно наблюдая, как я ищу общий язык с гребаными кухонным приборами, мать ее, древности.
Но когда запахло охренительно вкусно нагретым мясным соком вперемешку с горящим керосином, что чудным образом придавал аромату и обстановке объема и уюта, она усидеть уже не смогла. Пошарив еще по полкам, нашла хлеб в пакете. Черствый, но без плесени, так что ели мы, едва ли не урча от удовольствия, как голодные зверюги — из одной тарелки, руками, наклонившись над той так, что почти сталкивались почти лбами, и макая кусочки хлеба в бульон наперегонки.
— Мало, — пожаловалась рыжая обжора и алчно сверкнула глазами на полки с провизией.
— Хватит пока. Она жирная, еще затошнит или пронесет.
— А я смотрю, ты умеешь сказать девушке приятное. — Она без всяких церемоний стянула свою футболку и пошла в сторону душа, расстегивая на ходу и лифчик. — Я — мыться.
— Угу, — согласился я и двинулся следом, сдергивая и с себя трикотаж и расстегивая ширинку. — Мы — мыться.
Заодно я хочу взять уже то, что мне было обещано и что я уже мысленно неоднократно присвоил. И нет, я не совсем уж скот. Если бы моя Лисица глянула через плечо испуганно или сказала “нет” вслух, взглядом или языком тела, я бы перебился. Не отказался бы наотрез, не включил бы заднюю. Тут ведь уже для нас, очевидно, без вариантов. Я мысленно давал моей рыжей право на оттормозиться, растянуть процесс, но не на отказ. И да, я знаю что это… ну, бля, почти насилие. По крайней мере давление — точно. Но не волновало это сейчас. И опять же да, я всегда, ВСЕГДА оставлял за девушкой право передумать в любой момент. Любой! Даже если х*й в ней уже наполовину. Потому что это ее тело, и ее право — пускать или нет в него кого. В ста долбаных случаях из ста. Обычно. Всегда. Но то, что будет происходить здесь между нами, в хреналионе световых лет от моего извечного всегда. От моих ужимок соблазнения и правил обращения с партнершами. И никакого “нет” не было. Ни на каком уровне, из тех, что мне еще остались доступны для восприятия, когда Лисица стряхнула ботинки и, качнув бедрами, столкнула вниз свои шорты вместе с трусиками и повернулась ко мне. Вздернула подбородок, бесстрашно глянув в глаза, и чуть прогнулась, опершись лопатками о стену за своей спиной.
— Вот так? — спросила, выдав свою нервозность только сглотнув. — Вот так это и будет?
— Это будет у нас по-разному, — пообещал я, — но много. Потом. А сейчас сначала все будет для тебя. — Я повернул вентиль, пуская воду, и прилип глазами к ее стремительно съеживающимся и твердеющим соскам, по которым ударили тонкие струйки. — Потом настанет мое время. Ну а после я стану долго-долго заглаживать свою вину, заставляя тебя забыть обо всем неприятном, что между нами уже не повторится.