— Счастливо вам.
— Будьте здоровы, начальник!
Ласавин истово потряс ладонь Белозерова, отступил в сторону, пропуская его вперед. Белозеров широким движением руки обнял Ласавина за плечи, мягким толчком заставил переступить порог первым.
— Светские манеры вам не идут, Саша.
Он впервые назвал Ласавина по имени и поразился: у того дрогнули губы, и на лице образовалось выражение ребенка, которому вручили долгожданный подарок.
— До свидания, — еще раз попрощался Белозеров, окунаясь в полусумрак машинного зала.
— До свидания... Алексей Алексеевич, — ответил Ласавин. Он тоже назвал Белозерова по имени-отчеству первый раз.
«Счастливый день? — усмехаясь, думал Белозеров. — Не так уж плохо: два — один в мою пользу! А с Лифониным ничего все-таки не получилось, жаль!»
Он вышел из ТЭЦ и повернул к проходной.
Белозеров постучался в комнату Эдика, ответа не последовало. Из-за двери доносились возбужденные голоса, он открыл дверь и вошел. Посередине комнаты стояли Шумбуров и Рамишвили, они не обратили внимания на Белозерова, у обоих были красные возбужденные лица. Шумбуров, выпятив массивный подбородок, говорил, почти кричал хрипловатым голосом:
— Что вы знаете о том времени? Ничего! А я говорю: работать было легче. Мое слово было законом, рабочий из кожи лез, чтобы выполнить распоряжение. А теперь? Я вынужден кланяться, а не распоряжаться. Я не начальник, а проситель! Вот до чего дошло!
Он умолк, и сразу же звонко заговорил Рамишвили:
— Вы правы, я знаю о том времени меньше, чем вы. Но что за опоздание на работу людей наказывали строго, это я знаю. Вы хотите, чтобы это снова вернулось? Это вам нужно? Вам нужно, чтобы люди боялись?!.
У окна, дымя в приоткрытую форточку, стоял Ядрихинский. На кровати сидел Эдик. Белозеров кивнул им, снял шляпу, присел на стул у двери.
— Порядок нужен, а не болтовня, — жестким тоном бросил Шумбуров. — Это еще Ленин оказал.
Снова зазвенел Рамишвили:
— Историю делают массы — это тоже ленинское! И из-под палки историю не делают, нужен сознательный творец!
— Э, молод ты мне доказывать, зелен еще, — презрительно отмахнулся Шумбуров. — С мое поработаешь с народом, тогда поймешь. — Он протянул руку Белозерову, поздоровался. — Все спорят, доказывают... Ораторы, Цицероны! В деле только не видно.
Рамишвили тоже пожал руку Белозерову, ответил:
— Слово тоже есть дело, Ленин говорил!
— А что это у вас за философский спор? — спросил Белозеров. — По какому случаю?
— Зашел по делу к своему главному инженеру, — Шумбуров кивнул на Рамишвили. — Я вчера отдал распоряжение бетонщикам поработать в выходной — нужда была, — и он ездил посмотреть, что сделано. Ясное дело, не все. Я и сказал, что исполнительная дисциплина у нас никуда не годится, — что тут еще скажешь? А он мне твердит, что на одних приказах далеко не уедешь, надо, дескать, уметь убеждать рабочий класс. Сколько месяцев вместе работаем, столько дискутируем. А убеждать-то некогда, надо работать!