— Это беда наша, что некогда, — возразил Рамишвили. — Если не убедишь массу, ничего не добьешься.
— Переучили вас, — желчно сказал Шумбуров. — Много знаете. А понимать — ничего не понимаете. Масса!
Рамишвили церемонно наклонил голову.
— Я решительно не могу отказаться от марксистского подхода к роли личности и масс в историческом творчестве. И доказывать правоту Маркса и Ленина, извините, не считаю нужным.
— А тут и не надо ничего доказывать, — сказал Шумбуров. — Моя философия не противоречит Марксу и Ленину. Что такое наши массы? Это и Шанин, и мы, и еще две с половиной сотни миллионов. Только Шанин один на тысячи, Алексей Алексеевич один на сотни, Эдик один на десятки, а смотреть на всех вместе — масса!
Рамишвили вынул из кармана пиджака расческу и начал причесывать и без того отлично лежавшие смоляные волосы — он показывал, что не желает больше тратить время попусту.
Шумбуров счел себя победителем, удовлетворенно усмехнулся, взглянул на часы и пошел к двери.
— Простите, Фридрих Иванович, — сказал Белозеров. — Я бы тоже хотел высказать несогласие с вашими взглядами.
Шумбуров остановился, в его глазах блеснула насмешка.
— Ну, давай, давай!
— Вы утверждаете, что не противоречите Марксу и Ленину, — заговорил Белозеров. — А я возьму на себя смелость заявить, что в вашей философии нет ничего от учения классиков марксизма. Ленинская концепция: массы — класс — партия — вожди. Ваша схема: воля сильная — воля послабее — безвольные люди, некие марионетки. В ленинской постановке вожди выдвигаются массами постольку, поскольку они выражают материальные и духовные устремления масс. В вашей постановке волевые люди садятся на шею безликой массе, как на верховую лошадь. По Марксу и Ленину общество развивается в соответствии с объективными законами и ближайшее будущее человечества — коммунизм. Вы отдаете общество во власть сверхчеловеков, которые могут вести его туда, куда им заблагорассудится. Сознательное историческое творчество масс заменяется трудом из-под палки ради куска хлеба насущного. Не говоря уже о том, что теория волюнтаризма не научна, она в нашем обществе не может быть принята ни одним здравомыслящим человеком, потому что ничего, кроме отвращения и протеста, не вызывает. Разве не так?
Белозеров обращался не к Шумбурову, а к Эдику и Ядрихинскому, ради которых и ввязался в спор.
— Так! — Эдик стукнул кулаком по никелированной спинке кровати. — Именно так! На Промстрое у них порядок: прораб ткнул пальцем — иди и вкалывай. Через месяц узнаешь, как план сделал: выполнил — хорошо, не выполнил — тоже ладно. А вот у нас на Спецстрое по-другому. Я еще только получаю объект, а мне уже говорят: «Закончить надо тогда-то, в этом случае план выполнишь так-то, заработаешь столько-то». Я задание сам до тонкости знаю и девчонкам рассказываю, что от нас требуется. Поэтому лучше лишку времени прихватим, а без нормы не уйдем. А насчет приказов — в армии это надо, а на работе — лучше по-другому.