«Эдик — гость! Это после ссоры-то с Калистином Степановичем!» — удивился Белозеров.
— Алексей Алексеевич, сюда! — позвал Рамишвили.
Белозеровы свернули во двор, поздоровались.
— О! Вы считаете, на свадьбу стоило ехать так далеко? — пошутил Белозеров, узнав в девушке Лену Шанину.
Эдик взглянул на него с укоризной. Но Лена не растерялась.
— Я поехала бы и дальше! Это первая свадьба в моей жизни.
— Можно ли надеяться еще одну свадьбу в вашей жизни отпраздновать вместе? — сострил Рамишвили.
Намек был слишком откровенным, чтобы Лена на него не отреагировала.
— Если нас вместе пригласят, почему же! — воскликнула она.
Все засмеялись.
В дверях избы показался принаряженный Ядрихинский. Привычно потрогав жиденькие волосики усов, Ядрихинский пригласил гостей в избу. В комнате было много людей. Ядрихинский сказал о них Белозерову: «Свои, деревенские». Членов семьи представил Белозерову каждого. Семья была большая: кроме невесты, трое ребят — школьников. Жена Ядрихинского, полная, с отекшим лицом, больная женщина, не смогла встать — сделала движение и тут же осела, застонав. Потом за весь вечер она не сказала и двух десятков слов, ни разу не улыбнулась; свадьба плясала рядом, словно не касаясь ее. Хозяйкой в доме была мать Ядрихинского, сухонькая, шустрая старушка с таким же, как у сына, маленьким личиком. Она следила за порядком и делала все быстро, незаметно, ловко. «Теперь понятно, почему изба у него такая невидная: прокорми-ка, одень, обуй такую ораву!» — подумал Белозеров.
— А что же невесту прячете? — спросил он у Ядрихинского.
Ответила его мать:
— А уж обыцей такой, обыцей! Все вот соберутся, тогда и явится с женихом наша нареценная, как солнышко ясное!
Невеста пришла скоро. Рослая, полногрудая, беловолосая, она была под стать рыжекудрому разодетому жениху Ласавину, который вместе с невестой церемонно поклонился всему столу, а потом отдельно Белозеровым.
После первой рюмки Нина тихо сказала:
— Сегодня я напьюсь.
Белозеров промолчал.
— Ты тут никого не завел? — спросила Нина. — Подсознательное беспокойство. Давно, между прочим.
Огонь, горевший в ее глазах с момента встречи, потускнел. «Сейчас она по-мужски выпьет три-четыре рюмки, — подумал Белозеров, — и разойдется. Будет плясать, будет петь, всех покорит, всех увлечет, но глаза останутся такими же: уголья, подернутые сизой пленкой». О желании напиться он слышал от Нины не впервые. А если Нина пожаловалась, да еще словно между прочим, значит, на душе у нее черт знает что творится.
Белозеров сделал вид, что не расслышал ее вопроса.
— Налей мне бражки, — попросила она.