«Нет, это не увлечение, — откладывая газету, сказал себе Шанин. — Из детского увлечения не летают за тридевять земель. Чем мог так захватить ее этот Дерягин? Лена чувствует людей. Что он за человек?» Шанин напряг память, воссоздал портрет, висящий напротив окна кабинета. Ничего особенного, ни заметного интеллекта, ни высоких чувств, обычное рядовое лицо. Или художник не сумел увидеть и передать душу этого человека?
Шанин подошел к телефону, набрал номер телефона квартиры Гронского.
— Миллион извинений, Пал Иваныч. Вы не сможете мне сейчас сказать, что из себя представляет Дерягин, бригадир маляров? Из какого он СМУ?
— У Белозерова работает, передовой бригадир. А что? Случилось что-нибудь?
— Мне нужно несколько фамилий для выступления в Москве, — сказал Шанин. — Дерягина мы, кажется, отмечали?
— В галерее Почета портрет висит. Бригада коммунистического труда. Кажется, в институте учится, это уточню, скажу завтра. Можно называть.
Шанин положил трубку.
«Учится в институте, это уже кое-что...» Шанин принял ванну, лег; в ожидании дочери взял томик Данте.
Лена вернулась вскоре после полуночи, подошла к отцу, нагнулась, поцеловала в щеку.
— Ты ведь не сердишься на меня, правда? Я тебя очень-очень люблю!.. А какие у него замечательные друзья, папа!
— Друзья-то ладно. Сам он каков, ты мне не рассказала.
— Он не такой, как все. Будет инженером, учится в институте, заочно. Как только их СМУ получит объекты второй очереди, так его сделают прорабом, это уже решено. Нет, я тебе не то говорю. Главное ведь не в том, кем он работает: прорабом или бригадиром. Он чистый очень... Я верю Эдику как тебе, как маме. Он не может обмануть.
Шанин успокоился, но успокоение было неполным. Дочь, похоже, нашла свое счастье, но это было не то счастье, которого желал бы ей Шанин. Всю жизнь по стройкам, как он? Нет, он предпочел бы, чтобы у дочери судьба сложилась иначе.
— Пригласила бы, познакомила, — сказал он домашним тоном. — Что же скрываешь, если он у тебя такой необыкновенный.
— Не идет он, папа. Стесняется. Я звала — и слышать не хочет...
Познакомился Шанин с Дерягиным в поездке по дороге в Москву.
Дерягин оказался высоким, худощавым юношей. Застенчиво краснея, он забрался на верхнюю полку, вытащил из чемоданчика толстый учебник и до обеда не повернул головы вниз. Пойти в ресторан Осьмирко уговорил его с трудом, от ста граммов для аппетита он отказался.
Шанину пришлось поддержать инженера.
— Выпейте, — приказал он. — Скромность тоже хороша в меру.
Приказ смутил юношу еще больше. Он послушно опорожнил рюмку, принялся за еду. «Слава богу, вилку держать умеет», — мысленно усмехнулся Шанин. Он вспомнил далекий, как молодость, эпизод из своей жизни. Он первый раз пришел к Ане домой, Марья Акимовна посадила обедать, подала отбивную котлету с гречневой кашей. Он съел сначала кашу («По-солдатски, Лева? Чтобы ничего не оставалось, правильно», — заметила Марья Акимовна), потом принялся за котлету, мучил ее ножом, держать нож в левой руке было неудобно, а без ножа ничего не получалось, мясо тянулось, как резина, соскакивало с вилки. «Лева, попробуйте взять вилку в левую руку, а нож — в правую», — посоветовала Мария Акимовна.