— Ничего не понимаю! — сказал он Корчемахе.
Они шли вдвоем к автостоянке, надеясь, что Трескин по обыкновению увезет их в город на своем «газике».
— Чудак вы, Алексей Алексеевич, — ответил Корчемаха, с полуслова понявший Белозерова. — Это же только обязательства! Через полгода, а то и раньше, о них забудут. Можете на здоровье считать обязательство нереальным, нелепым, каким угодно, но зачем об этом знать всему свету! Шанин берет обязательство, Шанину за него отвечать. И не портите себе жизнь!
Белозеров вошел в кабинет управляющего ровно в пять. Шанин любил точность.
— Напомните мне, что за нужда у вас в бетоне, — любезно сказал Шанин. — Вы так настойчивы, что превращаете мои планерки в профсоюзные собрания. Впрочем, на собраниях ведете себя тоже весьма оригинально. Ничего, что я задержал вас после работы? Днем ни минуты свободной, извините.
— Ну, что вы! Я сам намеревался проситься к вам на прием. И как раз из-за бетона. Но не только.
Белозеров держался свободно — не многие в Сухом Бору позволяли себе так держаться в присутствии управляющего, — но Шанин не испытывал желания поставить начальника Спецстроя на место, как незаметно поступал с другими работниками. Упрямство, которое в последнее время проявлял Белозеров, вызывало у него неудовольствие, но не оно определяло отношение Шанина к Белозерову. «Одет как на дипломатический прием, — отметил Шанин. — Явление на стройке, где даже инженеры ходят на работу в одежде, которую городской интеллигент вытаскивает из чулана лишь для ремонта квартиры!» Шанин молча ждал, пока Белозеров неторопливо сядет. Пригладив ладонями пушистые дымчатые волосы, он спросил взглядом, можно ли начинать. Шанин коротко кивнул, и Белозеров заговорил.
Шанин мог сам рассказать Белозерову, зачем и сколько ему нужно бетона для автотрассы, для ферм подсобного хозяйства, для железнодорожного вокзала — так хорошо знал он положение дел на всех объектах строительства. Но сейчас для него было главным не это. Шанин тонко чувствовал людей, их отношение к себе. От него не укрылся тот критический настрой, который владел Белозеровым на планерке и на партийном собрании, он хотел в зародыше погасить его. Белозеров был членом парткома — его душевное состояние следовало держать под контролем.
— С понедельника вы будете получать бетон, — сказал он. — Я обещаю это потому, что вы сумели убедить, а не потому, что жаловались секретарю горкома.
— Это была не жалоба, Лев Георгиевич, — возразил Белозеров. — Рашов хотел знать наши трудности.
Шанин неодобрительно покачал головой.