В ночь с четверга на пятницу маме стало совсем плохо. Варя позвонила мне в начале третьего и попросила приехать. Пришлось попросить Татьяну в срочном порядке выдвинуться ко мне на ночёвку и утром отвезти дочь в сад.
— Может, не стоит одной ехать? Давай позвоним кому-нибудь, — шептала моя тётка, едва переступив порог квартиры.
— Кому?
Женщина задумалась, а я в свою очередь быстро натягивала спортивный костюм и кроссовки.
— Танюш, не надо мне никого. Вот ты приехала, и это здорово. Я за Эвелину переживаю, — прекратила глубокомысленные раздумья родственницы.
— А я за тебя, — сочувственно с надрывом шёпота призналась она.
— Всё будет хорошо. Обещаю. Я справлюсь.
Ага. Мне деваться просто некуда. Как говорится, позади враги — впереди Москва.
— Всё. Я поехала, если что, то я на телефоне.
Тётушка, перекрестив меня, печально покивала.
А потом … я не успела. Мама умерла за пять минут до моего приезда. Хотя Варя мне сказала, что меня бы в реанимацию всё равно никто не пустил, но чувство обиды на себя непутёвую и грёбанную жизнь никуда не исчезло, так же как и извечное «если бы…».
К шести утру пришло понимание нового дня, а, следовательно, продолжать сидеть в приёмном отделении бесформенной кучей больше нельзя. Набрала Варе, чтобы уточнить, когда и как мне можно будет забрать маму.
Подруга всё объяснила и пообещала помочь оформить все необходимые документы.
Следующий этап — работа.
У нас шесть, в Москве три ночи, но я уверенно набираю номер Аренского.
— Ева? Бессонница? — после третьего гудка хриплый после сна голос босса бьёт по моим издёрганным нервам.
Хочется плакать, но нельзя, так что, сцепив зубы и уперевшись горячим лбом в холодную стену, стараюсь быстро и связно донести свою мысль.
— Почти. Богдан Анатольевич, у меня пару часов назад умерла мама.
— Вот же сука… — неожиданно эмоционально звучит в отдалении от его трубки.
Скорее всего, это он не мне …
— Богдан Анатольевич, извините, что посреди ночи, но меня сегодня и завтра не будет. Я потом напишу все заявления на отпуск без содержания. В понедельник, крайний срок вторник, выйду на работу.
Тараторю, чувствуя, как тяжело даётся разговор и понимание, что это только мои проблемы, которые Аренского мало волнуют.
— И ещё, Богдан Анатольевич, архив немного не завершён, но основные дела и договоры я нашла. Всё необходимое лежит у вас на столе. Если что-то срочное, то я, конечно, подъеду.
— Ева, притормози, — раздражённо просит шеф, что я и делаю.
Всё основное я и так уже высказала.
— Ты где? — неожиданно для меня спрашивает начальство.
— В больнице.