Они оба вскакивают со стульев.
— Тонко, — хмыкаю я под нос.
Совсем не в моем вкусе.
Земля начинает плыть, или она плывет в моей голове, когда один из парней притягивает меня к себе.
— Хочешь потанцевать, красотка?
Красотка? Я пожимаю плечами, потому что, что может сделать танец? Он тянет меня на танцпол как раз в тот момент, когда начинает играть "Bad Things" Machine Gun Kelly. Это скорее сдержанный ритм и немного интимный, но неважно. Мы не то, чтобы в ночном клубе или что-то в этом роде; это место — просто бар. На самом деле он находится под комнатой, в которой мы остановились, и мы решили заглянуть туда. Парень снова притягивает меня к своей груди — груди, которая является полной противоположностью груди Бишопа. Немного более плоская, чем мне хотелось бы, и когда я смотрю вниз, то вижу его пивной живот.
Отвратительно. Нет, я не могу этого сделать.
— Извини, — толкаю его в грудь, — я не могу этого сделать.
— Ерунда. — Он ухмыляется, слюна покрывает его рот.
— Да, — отвечаю я, снова надавливая на его грудь. — Просто я не чувствую этого.— Он берет меня за запястье и снова притягивает к себе. — Эй! — кричу я, хотя это все еще невнятно. Где Татум? Кручусь вокруг, пытаясь найти ее, но нигде ее не вижу. Он начинает тащить меня к задней двери, над которой мигает лампочка выхода.
— Нет. — Пытаюсь вырвать руку из его хватки, но она не сдвигается. Он грубо дергает меня, и я оглядываюсь вокруг, чтобы посмотреть, знает ли кто-нибудь, что он делает, но музыка слишком громкая, и людей слишком много, чтобы понять, что происходит. Дойдя до двери, он толкает ее, и мои глаза закрываются, сознание входит и выходит. О нет.
— Остановись, — стонет Татум вдалеке.
— Татум! — Я смотрю в темный переулок и вижу другого парня с ней, задирающего ее платье.
— Маленькие американские шлюшки, — бормочет парень, который тащит меня. — Мы вам покажем.
— Нет! — кричу я, толкая его в грудь. Боже мой, почему мои конечности словно желе, и почему разум так затуманен? Я трусь бедрами друг о друга в попытке успокоить пульсирующую потребность, но ничего не происходит. Даже наоборот, ощущения усиливаются. Я бросаюсь к этому жирному дерьму, царапая его по лицу, пока не чувствую, как его плоть отслаивается и забивается под моими ногтями.
— Ты сука! — Он прижимает меня к кирпичной стене, и моя голова с треском ударяется об нее.
— Татум, очнись. Оставайся со мной. — Парень, который держит ее, стянул с нее трусики. А тот, что прижимает меня к стене, начинает пробираться к моим собственным. — Отвали от меня на хрен, жирный неряха! — Я не буду плакать. Ни за что на свете я не заплачу. Я смотрю ему прямо в глаза. — Если ты хотя бы приблизишься ко мне с этой корявой штукой, которую ты называешь членом, я ее оторву.