– Ваше благородие, я нижайше прошу прощения, но моя госпожа просит вас немедленно покинуть замок. Конь уже готов.
– Я и сама собиралась, – зевнула воительница, потянувшись в кровать. – Делать мне здесь больше нечего. Только попозже.
Вчерашнее вино еще шумело в голове. Да и поспала баронесса всего немного. Перевернувшись на другой бок, она натянула плед на голову и собиралась досмотреть сны, но не тут-то было.
– Ваше благородие, госпожа крайне недовольна, что вы скрыли от нее, что являетесь оборотнем. И настойчиво просит немедленно покинуть ее жилище, – не унимался мужчина.
– Ой, ладно-ладно, уже ухожу.
Сенешаль не спешил удаляться, неуверенно переминаясь с ноги на ногу на пороге комнаты.
– Еще что-то?
– Госпожа лю Матогра потребовала вернуть плату.
– Это еще с какой стати? – удивилась воительница.
– Вам было уплачено за то, чтобы… э… упокоить барона, но вы же ничего не сделали!
Эти слова разбудили Талагию лучше, чем ушат холодной воды, вылитый на голову. Ничего не сделала? А кто мок под дождем в первую ночь? Кто бегал по городу за торговкой? Кто вызвал лорда Кербера? Была бы ночь, лю Ленх непременно обернулась бы волком и порвала наглеца на мелкие кусочки. Но сейчас она просто ответила:
– Забрать-то сможешь? Нет? Вот и брысь отсюда!
Умеют же люди испортить мнение о себе! Легат искренне пожелала старой карге здоровья и долгих лет жизни, чтобы не подохла раньше, чем Триумвиры одарят провинцией какого-либо особо отличившегося воина, который, заняв замок, вышвырнет вдову прочь. Не имея детей, Ульрация со смертью мужа потеряла и титул, и владения. Один только упырь хранил покой вдовы долгие годы, держа наследника подальше от крепости.
Провожать девушку никто не вышел. Она спустилась во двор, где бил копытом оседланный конь, повесила на седло сумку и обернулась, бросив последний взгляд на негостеприимный замок. Казалось, что крепость вконец вымерла. Только жирная крыса, ничуть не стесняясь присутствия человека, грелась на солнце, перевернувшись вверх пузом.