Вскинув голову, смотрю ему в глаза.
Жуткие, и в то же время невероятные.
Там одновременно плещется бездонный океан, раскидывает щупальца непроглядный мрак и давит свои превосходствам древняя Вселенная.
Даже дышать перестаю под этим взглядом, ощущая себя маленькой, чуть ли не ребенком.
Древний. Несмотря на то, что выглядит как мужчина в рассвете сил, он – древний. Я даже боюсь предположить, сколько ему на самом деле лет.
Моя решимость поговорить, задать животрепещущие вопросы существенно поубавилась.
Как тут спрашивать, когда стоишь по стойке смирно и боишься шелохнуться под этим тяжелым, как бетонная плита взглядом?
Что ему от меня надо? ЕМУ! От такой девчонки, как я? Если захочет – раздавит, как муху. Знаю, что ему это по силам.
Понимаю, что он меня использует. Для чего?
Мозг, затуманенный постоянным страхом, постепенно оживает, сбрасывая привычное оцепенение. Со скрипом шестеренки в голове начинать вращаться, анализируя все, что происходило.
В памяти всплывает наше первое тесное общение в бане, когда он, используя удачно подвернувшегося под руку парня сестры, тщательно промассировал, совсем не там, где планировалось изначально. Второй раз на кухне прямо в присутствии обезумевшей сестры. Опять в образе Андрея, но точно помню, как на руке проступало загадочное тату, то самое, что вижу сейчас. Третий раз – он прозрачен, невидим, но уже может ко мне прикасаться. Сам, без чьей-либо оболочки. Теперь вот стоит почти настоящий, реальный. Руки чешутся, чтобы прикоснуться, проверить свои догадки. Убедиться в том, что стал осязаемым. Конечно, не делаю этого. Ни при каких условиях, ни за какие сокровища мира, я к нему добровольно не прикоснусь. Но факт остается фактом – он становится материальным, все больше набирается сил, с каждым разом, как мы…
– Ты проявляешься? – вопрос все-таки срывается с дрожащих губ.
Не особо рассчитываю на ответ, но все же получаю его:
– Да.
От этого голоса искры вдоль позвоночника бегут, теряясь где-то в волосах на затылке.
Просто «да». Мне чертовски малого этого ответа, я хочу знать, что происходит, поэтому твердо, стараясь не дребезжать осевшим голосом, спрашиваю:
– Как?
– Твоя заслуга, – бесстыдный взгляд опускается ниже, проходя горячей волной по шее, ныряя в вырез платья.
Сердце делает кульбит в груди, подскакивает до самого горла, а потом падает вниз. Он действительно использует меня, применяет по назначению, чтобы обрести нормальную форму. Я – гребаный проявитель, для этого призрачного тумана.
Использует, открыто в этом признаваясь, не стесняясь, не жалея, не сомневаясь.