– Но я чертила внимательно! – Я даже ногой топнула.
– Давайте посмотрим.
После того выпада в гостиной Ликровец опасался ко мне приближаться, даже когда я была вот так одета – полностью запакована в камзол, жакет, брюки для верховой езды и сапоги. Волосы мне плотно стягивали в косу и заплетали ее так туго, что чуть глаза из орбит не вылезали – исключительно для занятий магией, чтобы я ничего себе не подпалила.
– Я чертила так, – нарисовала простейшую схему создания огонька (неправильно, разумеется) и вдохнула в нее искру. Схема засветилась золотом, а Ликровец нахмурился.
– Неправильно. Вот здесь лишние элементы. А здесь не хватает.
Я нахмурилась тоже:
– Но вы же так показывали.
– Нет. Не так. Смотрите… – Судя по взгляду Ликровеца, он готов был меня убить, но убивать было нельзя. По крайней мере, сейчас. Я приписала его к заговорщикам даже не из-за прослушивающих схем, скорее, из-за его холодной ненависти, которую чувствовала каждой клеточкой тела. Нет, он ее не показывал и ни разу мне не нагрубил, но отношение все равно чувствуется, вот я и чувствовала.
Холод. Неприятие. А еще злость – как будто я мешаю ему просто самим фактом своего существования. Причем чем дольше мы с ним общались, тем сильнее эта злость становилась, чего я вообще понять не могла. Если предположить, что кому-то из заговорщиков я мешаю, скажем, тем, что отнимаю у них место на троне – то чем я мешаю Ликровецу? Я ему ничего плохого не делала, больше того, я его вообще первый раз увидела, когда он приехал меня забирать из Гриза.
– Попробуем еще раз, – сказал унт. – Начинайте.
– Не хочу, – вздохнула. – У меня скоро примерка, а мне еще надо отдохнуть.
– Но так вы никогда не научитесь справляться с магией.
– Научусь. После бала. На балу она мне все равно не понадобится.
У Ликровеца сверкнули глаза, он отвернулся. Словно пытался скрыть выражение лица, а я откинула косу за спину и скомандовала:
– Проводите меня в мои покои!
Стоило мне оказаться у себя, как ко мне тут же выбежала мама:
– Доченька! Как успехи?
– Никак, – постаравшись вложить в свой голос как можно больше капризных ноток, разочарованно заявила я. – Этот унт Ликровец вообще ни на что не годен! Сам рисует неправильные схемы, а потом говорит, что я их не так повторяю!
– Ну что ты, золотинка моя, не расстраивайся. Все у тебя получится со временем.
Продолжая нести эту ахинею, мы с мамой приблизились к столу, где я выдохнула:
– Тебе удалось договориться насчет встречи с отцом?
А после подтянула к себе лист бумаги и написала: «Времени до бала осталось всего-ничего». Поскольку в моих покоях были сплошные прослушивающие схемы, пришлось изворачиваться. Я сказала, что хочу написать новую пьесу и потребовала себе письменные принадлежности. Которые, к счастью, оказались без артефактов, и мы с мамой использовали бумагу и чернила для того, чтобы вот так общаться, когда это требовалось.