Кажется, никогда в жизни я так не волновалось. Несмотря на то, что за обедом я почти ничего не смогла съесть и отказалась даже от легкого перекуса перед приготовлениями к балу, желудок сейчас скручивался и поднимался к горлу. От волнения.
Совсем другие чувства вызывали мысли о том, что сегодня снова увижусь с Райнхартом. От этого еще и сердце начинало колотиться как сумасшедшее, и румянец на щеках в итоге был натуральный, придающий моему лицу совершенно не аристократичную не бледность.
– Тиара для ее высочества! – раздалось за дверями, и лакеи, дежурившие в моей гостиной, распахнули двери.
Я вздрогнула и замерла: но не потому, что вошедший лакей, несущий на ярко-алой бархатной подушке ослепительную тиару, склонил голову, а потому, что бусина в декольте нагрелась. Не просто нагрелась, она обожгла кожу, и чем ближе он подходил, тем более раскаленной она становилась.
– Благодарю вас, – произнесла ничего не подозревающая мама, и шагнула к нему.
– Нет! – невольно вскрикнула я.
Теперь уже замерли все.
Надо было срочно что-то придумывать.
– Мне… мне дурно, – прошептала я.
– Ее высочеству дурно…
– Что случилось?
– Позвать лекаря…
Все эти голоса заметались вокруг меня, но тут на выручку пришла мама:
– Воды! – скомандовала она. – Тиару положите на столик. И веер. Срочно подайте веер!
Веер тут же оказался у нее руках, одна из помощниц эрины Нерелль бросилась к графину с водой, а лакей сделал то, что просила мама. Водрузил тиару на столик рядом со мной, из-за чего бусина, кажется, впаялась в меня, а голова закружилась уже отнюдь не от волнения. Какой же силы магия в этом предмете? И что произойдет, если я ее надену?
От всех этих мыслей мне действительно стало дурно, к счастью, мама, изо всех сил обмахивая меня веером, скомандовала лакею:
– Оставьте нас! – и тот подчинился мгновенно.
В руки мне сунули стакан воды, а я, не отрываясь, смотрела за заключительную деталь своего туалета. Выходит, все дело было именно в ней… и не надеть ее я не могу, потому что иначе заговорщики обо всем догадаются. Надеть не могу тоже, потому что… потому что если бусина сработает, и схема будет разрушена, им сразу станет обо всем известно.
– Алисия, ты бледная как полотно, – прошептала мама. – Иди сюда. Да, сюда, – она подвела меня к оттоманке и заставила сесть. – Оставьте нас ненадолго, эрина Нерелль. Пожалуйста. Вы тоже.
Служанки, которые делали мне прическу, вышли вслед за эриной Нерелль и ее помощницами, а мама вопросительно посмотрела на меня. Вместо ответа я просто кивнула на тиару. Мама знала обо всем: и о бусине, что дал мне Райнхарт, и о схемах, через которые могут мне навредить, поэтому сейчас глаза ее расширились. Следом лицо исказилось от гнева, а потом она метнулась к тиаре, явно собираясь сделать с ней что-то, что она явно не переживет. Например, вышвырнуть в окно.