Дверь закрылась. Он стоял перед ней молча, тёмный, неразличимый в темноте, но Лиля помнила цвет его кожи, похожий на мёд, на крепкий чай. Она подняла руку к воротнику его рубашки и потянула за тесёмку.
Джерилл стоял, опустив руки, и пытался нагнать собственное дыхание, потом шагнул к ней, находя её губы. Сначала робкие, его поцелуи становились всё более уверенными, распаляя их обоих, зажигая мир вокруг пляшущими язычками пламени, погружая в ликование прикосновений, стонов, изгибов тел и острого, влажного желания, плотского, земного, бесстыдного, не знающего запретов или преград, но окрыляющего, лишающего телесности и рассудка.
21. Пусть это останется так
Утро ползло тёплой жёлтой лапой по подушке. Лиля потянулась и вдруг замерла, пытаясь вынырнуть из накрывшей её с головой волны воспоминаний, обрывочных, сводящих с ума, вызывающих к жизни сладкую истому в животе.
Она села. Постель была пуста. Скомканные простыни хранили следы их с Джериллом страсти. Не сон.
Не сон. Она потёрла лицо и вздохнула. Постель слабо пахла корицей, а на коже остался его запах. В дверь постучали. Лиля завернулась в тонкое одеяло и села, свесив ноги с кровати.
– Заходи.
Талли с тазиком тёплой воды впорхнула, своим появлением привнося немного повседневности в отголоски этого ночного безумия.
– Ой, чем тут пахнет? – спросила она, недоуменно водя носом. – Кира, я открою окно?
Лиля кивнула. Тут остро пахло её грехопадением, многократным и изощрённым, и этот запах вызывал немедленное желание повторить его снова и снова.
Пусть это будет нашей тайной, сказала она, и Джерилл кивнул. Безумие. Кто он? Откуда?
Талли скрылась, напевая песенку. Лиля подошла к умывальнику с зеркалом и обмакнула тряпицу в таз с водой. Из зеркала на неё смотрела Лилэр, любовница крейта, которая провела страстную ночь с незнакомцем.
– Не смотри так на меня, – сказала ей Лиля. – Почему ты осуждаешь?
Лилэр смотрела внимательно, но без осуждения. Лиля вздохнула и начала обтираться тряпицей, с ужасом понимая, что каждое прикосновение тёплой влажной ткани пробуждает то, что должно было остаться в сумерках прошедшей ночи.
Она резко выпрямилась. Дилтад женился в шестнадцать. Много лет жил, соблюдая вынужденный обет безбрачия. Его жена, ясное дело, была невинна и непорочна. Он был здоров, и они с Лилей соблюдали осторожность – единственный способ, помимо воздержания, которым тут можно было предохраняться.
В затылке закололо. Она прыгнула в постель с незнакомцем, и, мало того, что он мог вести до этого распутную жизнь и подцепить что угодно и где угодно, так ещё как минимум два раза из тех, что они согрешили, могли привести к тем последствиям, которые подталкивали девушек с края скалы в прекрасные воды Голубого озера за небольшой горной грядой на востоке!