– Я чувствую, что твои слова правильные. Ты успокаиваешь меня, Алтэр, хотя бессилие и невозможность повлиять ни на что порядком мне надоели, – вздохнула Аяна, поглаживая живот. – Главное, малышка здорова.
– Ты ждёшь девочку?
– Не знаю. Женщины говорят, что мой живот похож на тот, который бывает, когда ждёшь девочку. А откуда я могу знать?
– Иногда можно знать сердцем и чувствовать разумом, шулаг, – сказала Алтэр с улыбкой. – Ступай. Здоровья тебе и ногам твоего коня.
25. Раскроют крылья паруса
Аяна вышла от Алтэр в задумчивости. Верделл за всё это время тоже не проронил ни звука, и продолжал молчать. Они вернулись к повозкам, пройдя мимо шумных хасэ, которые щупали овец, осматривали лошадей, взвешивали зерно, рис и специи, сворачивали шкуры и отмеряли холсты, переговаривались, смеялись и хлопали друг друга по плечам, обтянутым недавно вынутыми из сундуков праздничными халатами, ещё хранившими на себе слежавшиеся складки, и из ткани расшитых рукавов вылетали облачка пыли.
– Значит, это девочка, – сказала Аяна, когда они с Верделлом сидели с мисками овощей на повозке с откинутым верхом.
– Я очень хотел есть и вообще почти не слушал, о чём вы говорили, – признался Верделл, с наслаждением принюхиваясь к содержимому миски. – Кроме того места, где она сказала, что с ребёнком всё в порядке. Я прямо выдохнул. Я так боялся!
– Боялся чего? – спросила Аяна удивлённо. – Айдэр же уже давно сказала, что всё хорошо. Верделл, ты чего с таким лицом сидишь? Верделл, ты пугаешь меня! Чего ты боялся?
Верделл долго мялся, прежде чем сказать, и она с недоумением следила, как сменяются чувства на его лице.
– Ладно, теперь, наверное, уже нормально. Кирья, я боялся того, что дитя нездорово, а ещё пуще – что это мальчик. В роду Пулата часто рождаются мальчики, которые не живут долго или умирают ещё в утробе. Кирья, я так боялся за дитя и за тебя!
Аяна смотрела на него с испугом, обнимая живот.
– У Пулата в роду мало наследников. Все знают это. Я даже как-то раз слышал, как Воло с Кондой обсуждали ту болезнь кира Конды. Они как раз увозили меня от жены с островов Ласо. Конда тогда сказал, что, возможно, эта болезнь была на его благо, потому что он, по крайней мере, не будет зачинать нежизнеспособных детей, как Пулат.
– Но Конда выжил! И он довольно...
– Крепкий. Да. Сильный и выносливый. Как и Пулат. И он единственный выжил из сыновей Пулата. Сколько их было? Десять? Пятнадцать? Один из десяти выжил. Ты понимаешь, чего я боялся?
Аяна потрясённо молчала. Потом спросила:
– А если бы это был мальчик?
– Если бы это был мальчик, живой и здоровый, это было бы не только дитя кира Конды. Это был бы наследник всего, что есть у кира Пулата. Пулат бы получил то, чего он так хочет долгие годы. Он бы был уверен, что род не угаснет, и родовое имя останется живо. Это был бы бесценный дар угасающему роду. А для тебя это означало бы, что ты будешь выпрашивать разрешения ненадолго увидеться с сыном. Мне было восемь, когда меня забрали от мамы, и я сбегал к ней по большому дереву у окна, и однажды упал и вывихнул плечо. И мой катис тайно водил меня к ней, чтобы я больше не лазил из окна и его не наказывали. Кирья, благодари небеса за то, что твоё дитя – девочка.