Служанка пожала плечами.
– Какой уж есть. Ты не найдёшь работу без связей, если о тебе никто не слышал. У тебя же ребёнок? Это твой такой хорошенький вчера тут бегал?
– Да.
– Ты не местная, и на хорошее жалованье не рассчитывай, тебе не отдадут всё на руки. Может, уборка какая в цеху попадётся. На полях тоже не привередничают в выборе рабочих рук. Но тебе не будет хватать и на еду, и на жилье, и на девушку, чтобы смотрела за ребенком. Потом, конечно, через несколько месяцев, если будешь хорошо работать, начнут платить побольше. Я бы с таким лицом, как у тебя, попробовала лучше выйти замуж. Хотя, опять же, ребёнок... С чужим ребёнком ты вряд ли будешь кому-то нужна. Только кому-то совсем неразборчивому, из совсем небогатых севас.
Аяна недоверчиво сморщилась.
– В каком смысле вряд ли нужна?
– Ну, чужой ребёнок. Ты что? Перед мужчиной будет бегать живое свидетельство того, что его женщина была осквернена другим. Какой мужчина это вынесет? Это ужасный позор.
Аяна зажмурилась.
– Понятно. Понятно. Ладно.
Она потянулась к кошельку на поясе. Этот разговор злил её. Даже Тави, уроженца Фадо, этого подонка, не останавливало то, что у неё на руках был семимесячный Кимат, когда он ею заинтересовался и запер в той красивой тюрьме. А как же вдовы, о которых говорил Верделл? Они тоже... осквернённые женщины?
– Неужели у тебя тут совсем нет никаких знакомых или друзей? – спросила служанка.
Пальцы Аяны скользнули мимо кошелька. Рукоять ножа. Она вздрогнула.
Верделл.
Она встала.
– Ты знаешь... хлебную лавку Иллиры?
– Нет. Кто это?
Аяна на несколько мгновений задержала дыхание. Она достала два гроша, положила их на стойку, выпила последние глотки дурного безвкусного ачте и резко поставила кружку.
– Неважно. Спасибо тебе. Ты мне очень помогла.
– Обращайся, – усмехнулась служанка.
Верделл говорил, что его мать работает в хлебной лавке. Её имя показалось ей очень мелодичным, и она запомнила. Иллира. И владелец лавки... Ос... как же его там... Озеф!
Она шла, схватив себя за переносицу. Безусловно, они не друзья, они даже не знакомы. Но, по крайней мере, она продвинется в поисках хотя бы одного из этой троицы, разбежавшейся от неё так же, как разбегались буквы в рукописях Харвилла по вечерам, когда она на лесенке фургона в неверном сумеречном свете учила роль кирьи Лаис. Возможно, вместе с матерью Верделла они хотя бы смогут начать разыскивать его.