– Задери руки.
– Я слышала от одной кирьи, что на юге девушки выдирают с корнем волоски в подмышках, – сказала Гелиэр.
– Это же жутко больно, – поморщилась Аяна, отмывая шею кирьи до красноты и блеска. – Ужас.
– Да. Мне и вот эти два волоска между бровей больно выщипывать, а там...
– Фу. Ладно, это их дело. Всё, остальное отмывай сама. Высунь ногу наружу, я как следует пройдусь мочалкой.
Аяна оттирала жесткой мочалкой стопы Гелиэр, внутренне содрогаясь от заживших мозолей на нежной коже.
– Я надеюсь, туфли ты наденешь старые? – спросила она, поднимая голову.
Гелиэр расширила глаза, и Аяна тоже.
– Нет, Гели! Пожалей себя! – схватилась она за волосы, забыв о мочалке. – Вот чёрт... Ой, кирья, прости! – воскликнула она, хватаясь за голову второй рукой.
– Ты и похлеще ругалась во сне, – сказала Гелиэр, опуская глаза. – Я даже кое-что записала себе в дневник.
– Я ругалась во сне? – ужаснулась Аяна.
– Да. Как-то раз, когда ты в очередной раз пришла вся вымотанная и заснула прямо за вышивкой. Ты громко ругала какого-то Раталла.
Аяна покраснела.
– Прости. Прости, пожалуйста. Погоди, в каком смысле записала в дневник?
– Ну, тайный дневник. Описание каждого дня. Ты не ведёшь? Перед сном?
– Нет, – пожала плечами Аяна. – Только не выдавай меня киру Алману, хорошо?
– Конечно, – рассмеялась Гелиэр. – Я что, глупая? Если бы не ты, я могла бы...
– Перестань, Гели.
– Я отмыла всё, что могла. Можешь тоже помыться. Будем обе сиять. Всё равно ты намочила голову.
– Ты не против?
– Нет. Я пока смою пену. Только не смотри, мне неловко.
Аяна скинула сорочку и соскользнула в купель, полную пены и лепестков, с удовольствием оттирая кожу, будто снимая слой тревог и волнений.
– Я все равно не понимаю, – сказала она, отжимая мокрые волосы, когда смыла пену оставшейся тёплой водой. – Неприлично смотреть на собственное тело, но при этом совершенно в порядке вещей, что тебя, одетую в прилипшую сорочку, моет другой человек?
– Не человек, а капойо или ками, – сказала Гели и тут же зажала рот рукой. – Ох...
Аяна задумчиво пожевала нижнюю губу, накидывая нижнее платье.
– Я не обижаюсь, – сказала она наконец. – Я просто пытаюсь понять. Ладно. Мы готовы идти?
Они прошли по крытой галерее в дом и поднялись по лестнице мимо балясин, размечавших такты какой-то неслышимой мелодии, которой вторили каблуки их туфелек, отстукивая сложный ритм перемешавшихся шагов.
Аяна сидела и расчёсывала мокрые волосы, и тёмное пятно от воды на подоле расширялось.
– Я иногда завидую тебе, – сказала она. – Тебе даже волосы расчёсывать не надо после мытья. Они как будто не путаются. У меня после каждого мытья вот такая длинная мочалка, – пожаловалась она, двумя пальцами приподнимая часть мокрых прядей.