Роман сощурился, волевым усилием удерживая улыбку в границах вежливости. Аккуратно подхватил меня под локоть и развернул к лифтам.
— Ты, видимо, «сова»? — спросил он с ноткой сочувствия. — Сейчас в офисе угощу тебя кофе.
— «Сова». Классическая и безнадежная… И никакой детский сад, школа и институт меня не перевоспитали, — пожаловалась я, заходя за ним в лифт.
В восемь утра вокруг было пустынно как в мире «Лангольеров» — совершенно очевидно, что время мне было названо исключительно из вредности.
Уверена, народ начнет подтягиваться только через пару часов.
— Понимаю. У меня тоже по утрам планы по уничтожению человечества, — покивал он, как будто не сам назначил встречу на утро.
— О! — я оживилась. Любимая тема же. — Ты тоже ждешь конец света? Я надеюсь на астероид! Бум! Как в «Меланхолии». И красиво.
— Раньше думал о смертельном вирусе.
— Передумал? — сочувственно спросила я.
— Ненадежно. Да и люди уже готовы, — с досадой пожаловался Роман.
Как приятно встретить единомышленника, мечтающего об уничтожении мира!
Я оживилась:
— Ну да… Война как-то грязно. Голод жестоко. Потихоньку вымирать — долго.
— Жестоко? В тебе еще есть что-то доброе? — вскинул он бровь.
— Есть, но ты это сейчас вынешь… — пробормотала я.
— Что? — удивился Роман.
— Нет, ничего, старый анекдот, — отмахнулась я, благословляя лифт, который как раз остановился на одном из верхних этажей и распахнул двери.
----------
Придется еще и анекдот рассказать)))
Жаб трахает жабу и приговаривает:
"Ты такая мерзкая, скользкая, противная, прыщавая..." Под конец жаба обиделась
и спрашивает: "Неужели во мне нет ничего хорошего". Жаб отвечает: "Конечно есть,
но сейчас я это выну".
На этаже было еще более безжизненно, чем внизу. Там зевали на стойках ресепшена идеально отполированные высокие блондинки, открывались кофейни и киоски, время от времени пробегали с озабоченным видом мужчины в зверски дорогих костюмах… Здесь не было ни-ко-го вообще. И эту безлюдность удивительно изящно подчеркивал выхолощенный интерьер безликого офиса.
Ночной кошмар фрилансера: серый ковролин, белые стены, бьющие в глаза точечные светильники и прозрачные стены между кабинетами.
На меня накатывала депрессия от одного взгляда на этот ледяной ад, сто тридцать третий круг, без шансов на помилование.
Очень вовремя вспомнилось, что никаких договоров мы с Романом, как там его по отчеству, не подписывали, а значит — я могу просто развернуться и уйти. И ничего мне за это не будет.
Наверное, не совсем нормально реагировать на обычный офис, как на голодное чудовище, которое меня сейчас сожрет.