Нет, она, конечно, отыгралась на нем по полной. Имела право, к слову. Сначала кокетничала напропалую с его же приятелем... как там... Гошей (?)... Жорой (?), потом прокатила обоих с сексом, закончилось ночным купанием в фонтане на набережной. Специально наклюкалась, а что? Какая разница? Сам же полублаговерный вопил, что она пьянь и что женский алкоголизм не лечится. Ну и водил бы жену на свои вечеринки! Та – порядочная и честная. И даже довольно симпатичная, хоть и полновата. Стефания видела ее и была ей представлена при первом знакомстве с этим эталонным для местного общества семейством. Госпожа Панкратова для статусных мероприятий самая подходящая кандидатура. Так нет же. Ему рядом красоту неописуемую подавай.
А на кой черт ей, Стехе, эта демонстрация их полуотношений его партнерам, друзьям, их женам и всему городку? Как тут не пить, м-м?
Ну а если пить – чего удивляться собственному отражению в зеркале? Хоть бы косметику смыла… Стефания ухмыльнулась, стащила с головы повязку и бросила ее под ноги. Потерла ладошками глаза и подумала, что когда-нибудь и правда сопьется, а это не самая радостная перспектива. И тогда Олежа точно ее бросит. Стоит лишь перестать быть красивой куклой.
А она ведь действительно была очень красивой утонченной куклой, коллекционной, как сказала ей однажды ее преподавательница риторики в институте. Конечно, это было полжизни назад, но все же.
Между тем, в голове один за другим происходили легкие ядерные взрывы, повалившие ее обратно на постель без сил, надежд и даже уже без сожалений. Она протянула руку к изголовью и выключила лампочки, горевшие здесь всю ночь, затем медленно повернулась на бочок, к окну. Там, за бамбуковыми шторами, окончательно наступил день, просачивавшийся к ней в спальню ярким июньским светом. Свет – это хорошо. Когда светло, прятать нечего. Она подтянула колени повыше к груди и прикрыла глаза, все еще надеясь хоть немного поспать, но и тут ее ждал облом. Только-только начала проваливаться в сон, как под подушкой зазвонил телефон, и оттуда на нее вызверился Аркаша Жильцов.
- Вот что, Адамова, - сдержанно вещал он в ее ухо, пока она пыталась открыть хотя бы один из своих двух, несомненно, очень красивых шоколадных глаз, - если ты сегодня попробуешь прогулять репетицию, я тебе клянусь! Я это сделаю!
- Не сделаешь, - огрызнулась Стефания, прекрасно понимая, почему он сходит с ума.
- Сделаю, сделаю, вот увидишь! Хомченко тебе уступила только потому, что у тебя тыл прикрыт лучше.
- Нет, Аркаша, Хомченко твоя уступила мне потому, что этот спектакль под меня ставится. И ты это знаешь. А про тыл, дорогой, тебе лучше наш Юхимович расскажет. В конце концов, это я живые деньги театру приношу. Потому Лиля как играла во втором составе, так в нем и останется! – к концу собственной пылкой речи Адамова даже задумалась, как это ей хватило бодрости сказать столько слов. Еще и цензурных. В то время как ее голова от подушки так и не оторвалась, а взгляд все же открывшегося глаза был уныло прикован к окну. Ясно было одно: вставать придется. И в театр ехать тоже. Еще и непонятно на чем.