Жильцов продолжал что-то пыхтеть, но она слушала его вполуха, настраиваясь на подъем. Душ. Почистить зубы. Завтрак к черту, в конце концов, она худеет. Лето!
Однако заткнуться по-простому Аркадий не мог, потому, когда она была уже на полпути к краю постели, услышала:
- Я многое готов спустить на тормозах, Стефания, по объективным причинам, но только не твои прогулы! Поверь, что бы ты ни думала в своей голове, всегда найдется кто-то другой!
- Стефания Яновна! – отрезала она и сбросила вызов. Кто-то другой! А то она не знает, что всегда найдется кто-то другой! Кому он это рассказывает?!
Вообще-то Аркадий Жильцов – мировой парень и главный режиссер Солнечногорского театра. Они были одногодками, и если она считалась актрисой в расцвете своего таланта (считай, женщиной среднего возраста), то он – успешным молодым режиссером. Вот такая несправедливость. Нет, Стефания вполне себе привыкла к несправедливостям разного рода, собственно, именно они, несправедливости, и привели ее туда, где она находилась на сегодняшний день, но нарастив себе единожды броню, вряд ли будешь так уж восприимчива к проблемам той же Лили Хомченко, которая двадцать раз звезда муздрамы, но после появления в труппе Стефании Адамовой – ей и развернуться негде. Потому что идут на Адамову.
Сама же Адамова идет в душ.
А после душа – совершает еще ряд манипуляций для приведения своего фасада в порядок, после чего наконец выдвигается в сторону театра. Посредством службы такси.
В фойе она влетела, когда часы показывали время, близкое к обеду. На голове – шляпка канотье, из которой она получасом ранее извлекла то, что осталось от фиалок, полученных накануне от кого-то из поклонников. Тщательно загримированное лицо в тени соломенных полей и обрамлении темных, очаровательно растрепанных стриженых по плечи волос – не выдает следов вчерашних возлияний. На сгибе локтя – сумка, плетеная из кукурузной лозы. В обеих руках – по стаканчику кофе для дорогого сердцу режиссера и для себя. Тонкий стан – облачен в узенький и коротенький джинсовый сарафанчик. И невысокими каблучками по ступенькам: цок-цок-цок.
Про Стешу с детства говорили, что она очень хороша собой. Невысокая, ладная. Темноволосая и немного смуглая. С упрямым остреньким подбородком, капризными чувственными губами и глазами, в которых тепло, шоколад, дорогой бархат и столько чертовщины, что непонятно, что более рационально – перевоспитывать или прибить. Впрочем, сейчас эти самые глаза были скрыты солнцезащитными очками, которые она, вваливаясь в зал, не удосужилась снять.