А девочка Стешка внутри известной некогда столичной актрисы Стефании Адамовой, едва закрыла за ним входную дверь, сделала характерный жест рукой и выкрикнула свое победное: «Йес-с-с!» Салон не отменялся! И теперь до самой пятницы можно заниматься вообще чем хочется, не считая поездок в театр на репетиции, потому как краем уха Стефания услышала доносившееся уже из подъезда банкирское: «Да, завтра вылетаю, вернусь к выходным».
Ее он поставить в известность, конечно, не удосужился, но, в сущности, ей какое дело?
- Оковы тяжкие падут. Темницы рухнут – и свобода вас примет радостно у входа! – провозгласила она собственному отражению в зеркале, отправляясь в душ. Час-полтора Стеша определенно сэкономила. Не говоря уже о последующих днях, когда наличие в ее жизни мужчины будет ограничиваться разве что телефонными звонками. Главное, машину на пятницу пообещал! А в остальном – какой с него спрос? Наверняка за сегодняшнюю вспышку уже к вечеру ее ждет очередной презент, которые он присылать не забывал, в отличие от действительно важного.
Все бы можно было терпеть.
Действительно – все.
Панкратов был незлой и нежадный.
И она даже к нему привыкла.
Если бы только не дурацкое ощущение, что хоть с ним, хоть без него – она все равно одна, сама по себе. И в действительности никого не терпела в своем добровольном одиночестве.
Когда Стефания прикатилась в Солнечногорск и ее взяли в театр, она еще не думала, что ей предстоит и здесь окунуться в мир так называемой элиты. Это отличалось, конечно, от того, к чему она привыкла в столице, но функционировало по тем же правилам, только доведенным до какой-то карикатуры. Как отражение в кривом зеркале.
Жена Панкратова покровительствовала местному театру и бедного Олега тягала на все премьеры. После «Романтического уик-энда», Стефания там играла свою первую в этой опале главную роль, состоялся банкет, на котором Олег ее и заметил. И плевать ему было на то, что на руке у него висела его собственная, родная баба. На следующий день бог весть откуда он разузнал ее номер (хотя и так ясно, Юхимович посодействовал), и понеслось.
Влюбленности с ней не случилось, но льстило. Особенно в свете проблем, свалившихся на ее голову. А там перечислять до бесконечности, но можно выделить главную: почти полное безденежье после увольнения из театра Брехта. Нет, кое-что у нее все-таки было. Некоторые сбережения, которые она предпочитала не тратить, держать на совсем уж черный день в полной уверенности, что тот еще не наступил, что могло быть хуже. Сеансы самовнушения! Но жить в одной квартире с братом, его женой и двумя детьми, как оговаривалось «первое время», – ей надоело довольно быстро.