Неимоверная одарённость сочеталась в нём с не менее фантастической работоспособностью. Первый заметный фильм, где у него была главная роль, «Два Фёдора» (Марлен Хуциев зорким глазом высмотрел Шукшина с его солдатским лицом) вышел в 1958 году. Дипломная работа Шукшина-режиссёра, трогательные зарисовки колхозных нравов, «Из Лебяжьего пишут» — это i960 год. А в 1974-м его не стало, так считайте сами — шестнадцать лет за всё про всё, как говорится. А поместились туда несколько томов великолепной прозы, пять фильмов («Живёт такой парень», «Ваш сын и брат», «Странные люди», «Печки- лавочки», «Калина красная») да до кучи ещё отличных актёрских работ с десяток будет.
Что не успел снять фильм про Стеньку Разина — конечно, обидно. Его Стенька рисковал стать не менее обожаемым народным героем, чем Василий Иванович Чапаев. Но всё равно объём свершений поражает. До чего же мало времени было ему отпущено! Как и друг его, Высоцкий, был Шукшин интеллигентом в первом поколении, а судьба таких людей в искусстве часто складывается ослепительно ярко и при том исключительно мучительно. И вот почему.
Сила есть, ума не надо? Надо!
В середине девяностых годов с группой гостей Московского кинофестиваля удалось мне побывать на родине Шукшина, в селе Сростки. Откуда его силища взялась, ясно: из этой бешеной ледяной реки Катуни, от холмов, покрытых соснами, откуда, кажется, вот-вот выйдет медведь, от синих гор на горизонте — от земли. В год рождения Шукшина началась коллективизация, а варварской индустриализаци и ещё не было. Первозданная природа словно родила себе такого крепкого хмурого сына, человека природы, напрочь лишённого фальши.
А он вырос. И — задумался…
Тема «природного человека», который «задумался», — одна из главных у Шукшина. Время действия его рассказов всегда конкретно, это шестидесятые — семидесятые годы, и всё будет точнёхонько в деталях — что почём, как, куда и откуда. Но время вобрало в себя и всю предыдущую родимую историю. Вот церковь разрушенная стоит — а кто её порушил? «Ты меня раскулачивал, сволочь!» — скажет один деревенский житель другому. Осколки, сидящие в теле с войны, вдруг пойдут наружу. В мирном разговоре проявится тема лагерей, кто-то сидел, да много. Время действия прозы Шукшина размыкается, уводит далеко за горизонт реального пейзажа, и вот уже за советским появилось русское, давнее, древнее, помчались кони на закат, загремела лихая песня, кто там такой удалой? Атаман? Стенька?
Была когда-то воля — где ж она?!
Нету воли. Есть — доля. Тяжёлая работа — жить…