Пятидесятые — шестидесятые годы — это феноменальный «десант Афродиты», явление в нашем кинематографе невероятного количества прекрасных молодых актрис фантастического обаяния. Сёстры Вертинские, Людмила Гурченко, Изольда Извицкая, Людмила Савельева, Инна Гулая, Наталья Варлей, Людмила Чурсина, Татьяна Самойлова, Лариса Голубкина, Татьяна Доронина, Валентина Малявина, Маргарита Терехова, Татьяна Лаврова, Александра Завьялова и многие-многие другие. Из-за популярности кино в обществе можно было прославиться на всю страну всего одной ролью, но конкуренция была просто адская. А стратегии успеха, осознанного строительства карьеры не было ни у кого, все наши дочери Афродиты барахтались на свой страх и риск в житейском море. Чем сильней и очевидней в женщине выражена женственность, тем мощнее ей нужна защита и опора, тем важнее ей быть не просто «замужем», но — за мужем. Конечно, выигрывали в ровном и твёрдом прохождении жизненного и творческого пути те актрисы, которым посчастливилось заключить брачный союз с настоящим режиссёром. Но сознательно искать такие варианты — это разве для большинства наших советских девушек! Они же горазды влюбиться в телеграфный столб, у них глаза нараспашку, душа наружу, у них «о, это любовь!», у них чувственный аппарат работает, как атомная станция. Кроме «защитного» (а не отбирающего силы) мужа, важно было исхитриться, выкроить время и всё-таки успеть завести ребёночка, который не просто оттянет на себя чрезмерный жар души, но и может стать опорой в те годы, когда начнут ускользать красота и изменять силы…
Печерникова вся была «про любовь». В мужчин она «попадала» моментально, со снайперской точностью. Но «защитный человек» в её жизни был только один — Михаил Иванович Царёв, руководитель Малого театра, при котором Печерникова расцвела на сцене. После его смерти вся ненависть, которую одни красивые привлекательные женщины вызывают у некоторых других красивых и привлекательных (плюс ненависть многих некрасивых и непривлекательных), сошла на беззащитную женственность Ирины Печерниковой настоящей лавиной. Я как-то, рассуждая об Александре Завьяловой, заметила, что судьба часто с исключительной злобой привязывается к красавицам, терзая их особенно страстно и последовательно. Но не называем ли мы «судьбой» ту сумму злобы, ревности и зависти, которую обрушивают на красавицу женщины, не умеющие справиться со своими низкими страстями и чувствами? В любом случае те вечно печальные глаза, что были у Печерниковой ещё в юности, как будто глядели в будущее. В то самое будущее, в котором у неё отберут всё — любимых людей, экран и сцену, здоровье. Что может женщина одна!