Его страстно притягивает не просто жизнь, но жизнь «на миру», где люди трутся боками и сердцами, тесная, скученная, коммунальная, шершавая жизнь бедняков, простолюдинов, терпил. Её тяжёлая грубая повадка, её неиссякаемая животная энергия. Люди в фильмах Балагова то и дело обнимаются, приникают друг к другу, вторгаются в чужое личное пространство, смотря прямо в глаза. «Я хочу человека внутри», — говорит одна из героинь «Дылды», фронтовичка Мария, имея в виду, что она хочет ребёнка.
Многие зрители отказались верить, что действие фильма происходит осенью 1945 года в Ленинграде, и не потому, что «пуговицы не те». Пуговицы как раз те. Но мироощущение советских людей через полгода после Победы, их энергетика, их поведение — думаю, были совсем иными, чем у Балагова. Здесь скорее катастрофическое мироощущение девяностых годов, времени детства режиссёра, стиль мрачного упрямого выживания. Героиня «Дылды» Ия (Виктория Мирошниченко), собственно, та самая дылда стоеросовая, с голубыми глазами и белыми ресницами, была контужена на фронте и страдает загадочными припадками замирания, во время которых она издаёт странные щёлкающие звуки. Но и все персонажи «Дылды» как бы немножко контуженные. Двигаются медленно, говорят с трудом, реакции отсрочены и размыты. (А весь фильм построен на крупных и сверхкрупных планах, так что изображающим из себя интеллектуалов придётся делать постное лицо в сверхкрупном размере.) Плохо ложатся на 1945 год и некоторые обстоятельства самой истории: так, пожилой печальный главврач заставляет медсестру Ию сделать милосердный укол смерти неизлечимо больному, причём упоминается, что это не в первый раз. Гинеколог, обследовавший Ию, заявляет, что сейчас забеременеть очень трудно и женщины годами мучаются. В общем, это авторский, вымышленный 1945 год, на что автор имеет полное право, а я вообще враг поисков исторической правды в художественном кино. Вот жених Саша везёт Марию к своим родителям — каким-то крупным чиновникам того времени. Машина подъезжает к дому-музею Набокова в селе Рождествено. В таких особняках вряд ли жили советские чиновники любого ранга, ну и что? Режиссёру надо подчеркнуть, что Мария попадает в другой мир, он подчеркнул, а Набоков там, не Набоков — какая разница.
Но что ищет Балагов в своём вымышленном 1945 году, населённом печальными контуженными людьми? Ищет он ощущения жизни, мучительной и тесной, но общей и настоящей. Ищет — и находит героическую плоть, желающую выжить, и отважные души, жаждущие счастья. Во время припадка Ия случайно задавила ребёнка Пашу, которого ей вручила на фронте её подруга Мария. Когда Мария (Василиса Перелыгина), потерявшая на фронте возможность быть матерью, возвращается домой, со своей бесстыжей улыбкой и нечистой кожей, вина и ответственность толкают Ию выполнить безумный план подруги — забеременеть от главврача и отдать ребёнка ей. Получилось? На момент финала пока что не получилось. Однако подруги обнимаются и плачут, после всех передряг и мытарств веря в будущее.