По загадочному совпадению каждый раз накануне выхода нового альбома «Алисы» обостряются толки насчёт того, что русский рок давно мёртв, да и не рок это был. Хотя русский рок не более мёртв, чем джаз или академическая музыка. Если Леонид Десятников написал грандиозные «Буковинские песни» для фортепьяно, значит, не так уж мертва академическая музыка? Коли выходит новый двойной альбом «Алисы», включающий пятнадцать затейливых композиций, и русский рок не подох? Везде, понимаете ли, засели одинокие упрямцы, преданные своему делу, вместо того чтобы сладострастно квакать, будто всё мёртво, мёртво, мёртво. Воля ваша, какое-то личное озлобление чудится мне в этом кваканье.
Впрочем, Константина Кинчева нетрудно возненавидеть: и он сам, и весь склад его песен враждебен «маленькому человеку» (если он не мечтает быть не маленьким). Вот ни слова, ни нотки о том, как здорово вечерком в пятницу принять пивка с девушкой. Его песни из «Посолони» — долгие, затейливые, мудрёные. С высокой мерой обобщения, поскольку у Кинчева выработался свой символический словарь, где «небо» — не просто небо, а цель пути человека, «север» — не сторона света, а идеал чистой суровой жизни, да и «солнце» своё заветное, божественное Солнце. И в этом символическом мире постоянно идёт бой. На сегодняшний день отважный и смелый герой песен Кинчева скорбен душой: до победы далеко.
Почему? А потому, что, видимо, есть тайный тактический сговор между светом и тьмой и мир по этому сговору отдаётся во временное управление «чертям из чёрных нор». В альбоме есть две откровенно актуальные песни, именно таким состоянием мира навеянные, с мрачными саркастическими интонациями: «Раскол» и «Москва». «Чистый дух исчез, а с ним и благодать. Церковь стоит без креста — раскол!» — понятно, о чём это, упоминается же смердящий Стамбул. Но, знаете, при такой высокой мере обобщения «чистый дух исчез» можно применить и пошире. «Москва» — это вообще песня-пощёчина («Моей Москвы больше нет!»), яростная, протестная, бунтарская, у неё есть сторонники и противники, но это прежде всего — личное высказывание автора, коренного москвича, чьи корни засыхают в современной столичной почве, а что, разве в этом Кинчев одинок?
Но самое печальное, что свыше — не из Кремля, чёрт бы с ним, — с того «свыше», в которое свято верит Кинчев, смутное состояние мира санкционировано и чуть ли не одобрено. «Как сошлись на семи ветрах песни солнца и песни тьмы, как решили развеять страх в добром глотке ключевой воды. Преломили на мир хлеба, чтобы людям жилось смелей, чтобы по миру шла молва о красоте окаянных дней…» («Окаянные дни»). Песня иронично тонирована в озорной «народный» колорит (звучат флейта, жалейка и калюка), но суть её горчайшая: окаянные дни выдаются за светлые, тьма прикидывается красотой.