Но повешение отменили. «Что я теперь буду делать?» — растерянно и задумчиво спрашивает Гарри. Лицо Басилашвили в эту минуту резко меняется. Из гримасничающего паяца он обращается в того, кто осознаёт с тревогой свою жизнь. И так будет не раз. Реальность всё-таки схватит героя за бочок, прикрытый элегантным пиджаком, и вопросы, от которых всю жизнь он бодро отмахивался, встанут перед ним в полный рост и сотрут шутовскую ухмылку с лица.
Макдонах в пьесе сделал немало насмешливых и ядовитых «финтов». Дело ведь не в том, отменена или узаконена смертная казнь, терзаются или нет палачи муками совести. А в том, что все, абсолютно все смирные обыватели — они и есть палачи в душе. При удобном случае скрытый палач вылезет из них преспокойно. Как вылез из посетителей паба, которые устроили самосуд над парнем в прикиде Элвиса Пресли, чья вина не только не была доказана — её вообще не существовало. Покуда они сидят и тянут своё пиво, вроде люди как люди, тихие лузеры-провинциалы. Однако в них скопилось столько подавленной агрессии, что взрыв ненависти — вопрос лишь времени и случая. Уже не раз в истории обыватели отставляли свои пивные кружки и творили дела в истории!
В скучноватых (чёрные двери, стулья и бар, белый задник) декорациях спектакля «Палачи» в ролях обывателей фигурируют отличные артисты БДТ, многие ещё из прежней товстоноговской труппы — Сергей Лосев, Евгений Соляков, Евгений Чудаков. Убедителен и остроумен, как всегда, Андрей Шарков (Сид, помощник Гарри), который умеет вскрыть непростоту «простого человека». Женские роли выписаны драматургом слабее, но и Элис, жена Гарри (Екатерина Толубеева), и Ширли, его дочь (Александра Магелатова), держатся достойно, старательно преодолевая вульгарность текста. Итак, спектакль никак не вызывает желания покинуть его после первого действия, но проблемы с его восприятием всё- таки есть.
Да, структура пьесы не нарушена, режиссёрского наглого самоутверждения на ровном месте нет и в помине, однако тягучие ритмы и разреженная атмосфера как-то расхолаживают зрителя. Один из персонажей глуховат, и ему повторяют слова, чтоб он расслышал, но, надо заметить, во многих академических театрах подобная манера общения главенствует — актёры говорят так, словно их собеседники глухие, на длинном посыле и с аффектированным усилением. Думаю, мнимое новаторство не победишь искусственным традиционализмом. Но все думы такого рода заканчиваются, когда Олег Басилашвили смотрит в зал, просто смотрит в зал — напряжённо, горестно, точно на его плечах реально лежит весь груз прожитого, и не только его героем, а им самим. Умница Басилашвили, в последние годы выпустивший две замечательные книжки мемуаров, столько создавший образов, как говорится, премиум-класса, конечно, принципиально отличается от своего персонажа, старого злобно-весёлого палача. Но вот эти мгновения, когда и герою горько и тревожно, когда он будто спрашивает себя: что это? что со мной? зачем? — они значительней, больше, острее предлагаемых обстоятельств пьесы.