Миг — и я в машине. Заботливые руки вытирают мне лицо, волосы, ссадину на ноге. Спаситель мой, от дождя меня спас. А кто спасет от него? В тесноте кабины с занавешенными ливнем стеклами кажется, что мы одни в этом мире, я и притягательный мужчина рядом. Ощущения странные, давно не испытываемые мной. Я уже и забыла, когда последний раз мое сердце застревало в горле, когда сводило сладкой судорогой тело. Даже неловко стало от реакции собственного организма. Закусила губы в стремлении болью прогнать эту тягу, но, когда мужчина поцеловал больную коленку, не выдержала.
— Неужели грязные ноги тебе целовать приятнее, чем все остальное?
Да, я надолго запомню глаза Романа после этих слов. Но еще дольше буду болеть его голодными поцелуями и жаркими, совершенно безумными ласками. Приносящими счастье одной отдельно взятой женщине. Или это они мне показались такими? Сомневаюсь. Во всяком случае, те немногие мужчины, которые цепляли мое внимание после смерти мужа, и в подметки не годились Роману.
Я плавилась и горела, умирала и возрождалась, и не желала, чтобы это безумие заканчивалось. Да что там, я и сама была безумной. Наверняка потому и мысли не возникло о стыде, о том, что взрослая женщина, мать, занимается любовью на заднем сидении автомобиля, словно прыщавый подросток в период бурного гормонального всплеска. Нет, я не думала об этом. Гораздо важнее было погасить возникший между ног огонь, пока он не превратился во все сжигающую вокруг вспышку сверхновой. Мне не хватало действий мужчины, поэтому я терлась о его естество, царапалась и, хрипя, пыталась что-то сказать, попросить. Вырывалась из объятий, и сама зацеловывала и облизывала манящее тело, и, о, боже, даже попробовала его на вкус. В прежние времена я ничего подобного не делала, даже желания не возникало, а теперь распалилась до уровня белого пламени, выжигающего все наносное, и оставляющего только неудержимое желание.
Романа тоже ломала страсть, поэтому первый раз не принес мне желанной разрядки. А вот второй…. Стыдно сказать, я даже о сыне забыла. Много позже, когда наши судороги затихли, стало ясно, что дождя — то уже нет. Хорошо хоть люди еще не решились выйти на улицу, а то все обнаженные кульбиты стали бы достоянием общественности.
— Ой, — я покраснела и судорожно начала прикрываться одеждой. Роман засмеялся.
— Милая, ты что, стесняешься? Меня? Вот глупышка!
— Я не стесняюсь, — мое лицо по цвету могло поспорить с кумачом, — мне стыдно. Вдруг кто-нибудь увидит.
— А, вот это правильно, других стесняться можешь, а меня — нет. Давай помогу одеться.