Он уже не чувствовал своего сердца, оно расширилось и разрывалось в каждой клетке, выбивая искры, посылая острое наслаждение в пах. Стас снова вошел в нее, оглаживая ладонями каждый изгиб, каждую совершенную линию, ощущая, как сжимаются вокруг члена ее внутренние мышцы. Он брал ее всю, до конца, впитывая каждый стон и теряясь в удовольствии.
Она глухо всхлипывала, приближаясь к финалу, но он хотел, чтобы она кончала ярко, долго, поэтому прошептал:
— Поласкай себя моей рукой. — Он обхватил Сашу ладонью за шею, заставляя выпрямиться, и его светлая девочка, такая раскованная, откинула голову назад, прислоняясь к нему. Он ловил ртом сладкое дыхание и обводил языком горящую щеку, спуская вторую ладонь на гладкий живот…
Саша согнула одну ногу, упираясь коленом в столешницу, послушно перехватила его за запястье, а потом облизнула средний палец и опустила его себе на клитор, направляя.
Охренеть… У Стаса мозг переклинило от осознания, что именно сейчас происходит. Он выругался и, сильнее сдавив ее горло, начал вбиваться в нее в бешеном темпе, с какой-то необъяснимой болезненной жаждой, потому что было мало, все равно мало ее. Всегда будет мало.
Ее почти сразу накрыло, и на волне экстаза Саша закричала бы во все легкие, не успей он зажать ей рот ладонью. Несколько последних толчков — и Стас тоже кончил. Он успел выйти из нее в самый последний момент, вспомнив уцелевшей извилиной, что они не предохранялись.
— Тише, тише… — шептал он успокаивающе, целуя в висок, влажный от пота, пока она содрогалась в его объятиях. Стас не убрал руку с ее клитора, потому что она не позволяла, и продолжал массировать пальцами, продлевая ей удовольствие.
Сердце все еще грохотало, но звуки возвращались, оживали. Со двора доносилась громкая музыка, которую он вообще не слышал до этого. Он все еще не готов был отпустить от себя Сашу, поэтому бережно развернул к себе и поцеловал. Он целовал ее долго, медленно, наслаждаясь незабываемым вкусом ее губ… И хотелось раствориться в ней, перестать существовать.
Стас понимал, что они прощаются, и не мог разорвать объятия, стараясь насытиться ею, но это было невозможно. Он из последних сил держался, чтобы не попросить: «Пошли все к черту и пойдем со мной. Ты мой смысл». Но, во-первых, тащить Сашу силой в неизвестность — плохая идея. А во-вторых, сам он для светлой не был смыслом жизни и хорошо это знал. Она давала это понять каждый день, каждый час. Он не смог бы принять ее отказ сейчас, просто не пережил бы, сердце порвалось бы. Поэтому он продолжал ее целовать, в губы, щеки, в шею и плечи… пока за окном ни стихла музыка, пока ни пришла пора пойти в разные стороны.