Несколько раз она слышала шаги за дверью, кто-то дергал за ручку, даже заглядывал — проверяли.
…Паша вошел тихо, как только он один умел. Бесшумно ступая, остановился в нескольких шагах от Сани.
— Зачем ты приехала? Что-то случилось?
— Нет, хотела порадовать тебя. Мы не виделись две недели, с нашей поездки в Звенигород. Подумала: вдруг ты решил меня бросить…
Саня несла чушь, лишь бы потянуть время.
— Кто дал тебе адрес?
— Нашла в твоих документах в московской квартире.
— Я бы приехал к тебе завтра, зря ты так поступила.
С губ слетела ехидная усмешка.
— Н-да. Отправил бы партию «вещей» на турецкий рынок — и приехал. Целовал бы меня, шептал нежные слова… Самому не противно?
— Это просто работа. Наши клиентки — отбросы. Они не люди. Эти существа… они и так живут, как шваль. Какая разница где. Я просто устраиваю для них мост из одного дерьма в другое.
— Только им забываешь сказать об этом. Они-то считают тебя чуть ли не апостолом Павлом.
Он тяжело вздохнул и расстегнул манжеты рубашки, подкатал рукава, открывая крепкие смуглые запястья. Паша не отводил взгляда, не отворачивался, не подходил ближе; он был собран, как тигр перед прыжком, явно ожидая от Сани применения запрещенных приемов.
— Ты сказала, что любишь меня. Врала?
Саня промолчала. Любой ответ сейчас бы только усугубил ситуацию.
— А я вот тебя люблю. Но ты не сможешь забыть об увиденном, я тебя знаю.
Она уперлась ладонями в матрас, чтобы не привлекать внимания к шприцу.
— Пожалуйста, Паша… Не заставляй меня… Я смогу забыть, правда. Ну куда я пойду? В полицию? Это же смешно, я не камикадзе.
Василевский не двигался, глядя со смесью печали и злобы. В его темных глазах промелькнуло непривычное для него отчаяние, когда он сказал:
— Санька, Са-неч-ка! Что мне делать с тобой? Ты понимаешь, что связываешь мне руки? Мне придется отправить тебя утренним рейсом вместе с грязью, которую ты пожалела. Ну поезжай, пожалей их там. Посмотрю я, как ты будешь раскаиваться, когда поймешь, что им — все равно. Они будут довольны в любом случае. А вот ты — нет. Мне так поступить? Ты этого хочешь?!
Его голос становился жестче, громче, и Саня замотала головой, закусив от страха нижнюю губу. У нее по щекам потекли слезы, и она буквально пропищала:
— Паш… Я умоляю тебя, не подходи ко мне. Оставь меня. Просто дай уйти.
— Не могу. Ты моя… моя. Смотрю на тебя, и кажется, что ты мне сердце голыми руками вынимаешь.
— Это все ерунда. Ты наиграешься со мной скоро, и я тебе наскучу. Давай остановимся сейчас, ну пожалуйста.
Паша выругался, прошелся по комнате и ударил кулаком в стену. А потом на ходу достал из-за спины пистолет, который прятал в кобуре, прикрепленной к ремню, и сказал: